А. Дж. Риддл - Холодный мир

На кровати рядом сидит женщина и читает книгу в мягкой обложке в свете настольной лампы. Она не выглядит больной, но я замечаю ее большой живот, к которому она нежно прикладывает руку, надеясь почувствовать легкий ответный толчок. Подняв глаза на меня, она выглядит напуганной, даже когда пытается выдавить из себя улыбку.

Джеймс поворачивается ко мне.

– Я могу перевести сюда Мэдисон и детей, – шепчет он, – но эти кровати… заполняются очень быстро.

– Нет. Этим людям быть здесь гораздо важнее.

За две недели до старта мы с Эммой проводим у себя дома семейный ужин – первый раз за, наверное, месяц. Приходят все, даже Алекс. Предполагается, что все будет так же, как в давние теплые времена, но на деле это выглядит как угодно, только не нормально.

Можно сразу сказать, кого правительство считает важным для дальнейшего существования: участников миссии «Спарта». Эмма, Фаулер с женой и я выглядим уставшими, но мы вполне в хорошей форме. Алекс, Эбби, Мэдисон и Дэвид – все исхудавшие, с пепельной, почти серой кожей. Они вялые не только в движениях, но и в разговоре. Им тяжело даже просто сфокусировать свое внимание.

Некоторые вещи можно понять, только пройдя через них. Тотальная война – именно такое выражение пришло ко мне в голову. Раньше я уже слышал его, в основном применительно ко Второй мировой войне, но никогда его не понимал. Оно означает, что ты живешь на поле боя, но этим его смыслы не ограничиваются – оно простирается дальше и впускает свои когти в тех, кого ты любишь. Оно всепоглощающе и не вызывает ничего, кроме грусти.

Для сегодняшнего ужина мы смогли добыть несколько лишних комплектов еды. Атлантический Союз, наверное, думает, что это прощальный ужин для нас с Эммой, но, по-видимому, он один из последних для нас всех. Взрослые заняты едой, и я могу представить, чего это стоит Эбби, Алексу, Мэдисону и Дэвиду. Дети же, как всегда, съедают обед в один присест, чтобы выяснить, кто справится быстрее, и скорее встать из-за стола и начать играть. Джек заканчивает первым, но и остальные не сильно от него отстают, и все вместе сразу же убегают в комнату. Как бы я хотел, чтобы они играли на улице или хотя бы в реабилитационном центре, но обогреть большое помещение слишком сложно.

Собравшиеся за столом взрослые стараются сохранять хорошее настроение, но эта битва проиграна еще до ее начала. Мы все знаем, что, наверное, в последний раз видим друг друга. Так хочется уцепиться за этот момент и этот ужин, насладиться каждой его секундой, каждой питательной крохой. Наконец, Фаулер с женой уходят домой, и, оставшись без них, мы делимся на две группы: Эмма, Мэдисон и Эбби с одной стороны стола, а Алекс, Дэвид и я, с другой.

– Сколько же всего будет кораблей? – спрашивает Дэвид.

Это секретная информация. Я сомневаюсь, что Дэвид или Алекс кому-то могут об этом сказать, да и не думаю, что на данном этапе это будет важно, но проверять все равно не стоит.

– Несколько. Запасные и запасные для запасных.

В кухню доносится эхо детского плача и обвинения в краже игрушки. Эбби уже хочет встать из-за стола, но ее останавливает Дэвид, отстранив рукой, и идет к детям сам.

– Ну-ка отдай. Это не твое, – строго выговаривает он.

Алекс тихо спрашивает:

– Боишься?

– Да.

Наши с братом отношения выросли во что-то, что я очень ценю. Мы не стали такими, как прежде, – братьями, которые смеются вместе над шутками и поддерживают друг друга. Алекс все еще держится довольно отстраненно, но теперь ему не все равно. Это очень похоже на врачебную дистанцированность: так о тебе беспокоится человек, когда думает, что тебе могут навредить, при этом он не хочет сильно с тобой сближаться, но и не может остаться в стороне. Теперь я это понимаю, потому что так же отношусь к моей новой команде.

– А Оскар тоже летит?

– Да, – отвечаю я, стараясь не смотреть брату в глаза.

– И что ты им рассказал о нем?

– Сказал, что он мой ассистент и что мне нужна его помощь в робототехнической лаборатории на корабле. Комитету по подбору команды этого было вполне достаточно.

– Эбби рассказала, что Эмма отправляется с тобой.

Я перевожу взгляд на нее: она улыбается, рассказывая историю, а Мэдисон и Эбби хохочут.

– Да, и это пугает меня больше всего.

Какое-то время мы сидим молча, глядя на неутомимо играющих детей. Они словно маяк надежды – доказательство того, что в итоге все будет хорошо. Дети адаптируются гораздо лучше, чем мы можем подумать, именно поэтому наш вид выжил и смог так долго сохраниться. Я успокаиваю себя тем, что наши дети скоро все это забудут – при условии, конечно, что мы сможем все пережить. Надеюсь, я буду прав. Правда, не уверен, что для нас, для взрослых, это пройдет бесследно. Будущее не для нас.