Прикидывая возможные варианты, я придумал три. Чтобы склонить Агнешку к произнесению актуального текста требуемой направленности.
Можно было просто изнасиловать. Или — «с особым цинизмом».
Можно было запугать болью тела, подвесив, к примеру, под кнут. Не обязательно ж насмерть. Можно и легонько, чисто для повышения отзывчивости и восприимчивости. К моим рекомендациям. А уж потом, по свеже-поротому…
Можно было шантажнуть её сыном. Уже начал прикидывать монолог о его возможной судьбе. На основе одного Пердуновского эпизода.
Тогда в Паучью Весь пришли находники, мы туда прибежали ночью под дождём, влезли тайком в селение. И наткнулись на племянника одного из моих людей. С которого прохожие сняли кожу. Живьём. На глазах его матери, родственников и соседей. Освежевали мальчишку. В целях получения финансовой информации.
Там это произвело на меня… сильное впечатление. До сих пор помню шум ночного дождя, запах свежей крови в смеси с водяной пылью, моих блюющих от зрелища людей…
Можно было дать ей яркое, красочное описание процесса с известными уже, из моего святорусского личного опыта, деталями реализации…
УК РФ трактует все три варианта как преступные. Не только физическое насилие, но и психическое. Когда процесс происходит с согласия, но полученного с применением явной угрозы жизни и здоровью жертвы или близких.
Здесь удалось найти и реализовать четвёртый вариант.
Но вот что меня смущает: я грозил ей «карой божьей», настаивал на следовании «Символу веры». А вдруг в очередной редакции УК РФ и это будет квалифицированно как явная угроза жизни? Посмертной, например. Или — здоровью. Духовному.
Пугал бы калёным железом — прямая угроза. Статья УК. А обещание вечного поджаривания в преисподней её души? Душа — часть человека? Значит… Тут всё зависит от «православизации» государства, от сращивания властей. На этот раз — не с орг. преступностью.
Добрался до пальцев ног. Ради разнообразия — своих. И — промыл. Сполоснул и ещё раз прошёлся с мылом.
Так вот что я вам скажу: мужчина с вымытыми ногами чувствует себя лучше, чем даже мужчина с вычищенными зубами. И к одному, и к другому надо привыкнуть. Но потом… кайф!
Вылез из тазика, довольный принялся вытираться. Эта тёлка в ошейнике, уже отмумукала? В смысле: отплакалась?
Уже — да. Я тут «стою пред ней в одной харизме». И, по дрожанию ресниц понимаю, что она то пытается взглянуть на меня, то пугается и прячет взгляд.
«Настоящего мужчину видно, даже когда он голый».
Чего меня пугаться? Я, конечно, не Аполон, но и не чудище лесное.
Подошёл, вздёрнул за связанные руки на ноги.
— Чего глаза отводишь? Стыдно? Ты раба моя. У тебя ныне один стыд — не исполнить волю господскую. Ни бояре, ни слуги, ни родня, ни сын твой — пристыдить тебя не могут. Как корова в стаде: пастуха не послушать, подойник обернуть — стыдно. А иные телки да тёлки… лишь бы травку щипать не мешали. Поняла? Тёлка Болеславовна.
Она продолжала всхлипывать, дрожать, потихоньку успокаиваясь от моих слов, но более — от звука ровного, весёлого, уверенного голоса.
Взял за подбородок, заставил взглянуть прямо.
— Смотри. Смотри на господина своего и владетеля. На хозяина. Тела твоего и души. Отныне счастье и горе, радость и печаль твои — в руке моей, в глазах моих. Отныне наигоршая беда — не увидать господина, не узреть благосклонности на лице моём.
Она взглянула, дёрнулась, попыталась как-то спрятаться. Не видеть, не слышать… не быть здесь.
А по другим каналам? В смысле: тактильно.
Я куда успешнее того парня с летописной картинки: могу щупать невозбранно и без одежды. Теперь следующий шаг: сама.
Приложил её ладошки к своему телу.
— Чувствуешь? Стучит сердце. Сердце твоего повелителя. Это отныне — самое дорогое для тебя. Ни сыны твои, ни сама жизнь, ни даже и царствие небесное, не сравнимы с этим стуком. Пока оно стучит — и тебе есть свет, есть надежда. Затихнет — тебе мрак настанет, безнадёга повсеместная.
Она заторможено слушала звук моего, постепенно успокаивающегося сердца. Впадая, кажется, в подобие транса.
Пульс мужчины, обычно, медленнее пульса женщины. Поэтому дамы, как правило, лучше высыпаются в супружеской постели, чем в собственной. Частоты двух близкорасположенных генераторов подстраиваются друг под друга. «Навязываемое» замедление позволяет быстрее заснуть и реже просыпаться.
Точно: сейчас выключится. Рано, рано спать девочка.
— Помыться хочешь? Эй, вестовой. Воду вылей, шайку сюда. Воды… ещё ведро есть. Не надо.
Читать дальше