В Бирюк - Приступ [СИ]

Традиция постепенно разрушается. Полоцкие князья не входят в круг наследников со времён Всеслава Чародея, выпали галицкие, туровские, рязанские. Выпали — в рамках «лествицы».

Жиздор — не наследник. Ни по лествице, ни по майорату.

«Закон — есть. Но это — закон».

В смысле: работает, пока у кого-то есть силы поддерживать его исполнение. «Силы», в частности, определяется понятием «правильно» во властных мозгах.

«Правильно» — по лествице. А кто тут у нас, конкретно на март 1167 г., по «ступенькам» сидит?

После смерти Ростика остаётся последний сын Мстислава Великого — Владимир (Мачечич).

Последыш, сводный брат остальным, довольно молод, моложе племянников, жаден, честолюбив, лжив, циничен, озлоблен. Неоднократно гадил братьям и остальным русским князьям, был бит, не угомонился: хочет «на стол». Там и умрёт: свергнуть его в последний «залез» просто не успеют.

Я об этом — уже…

Мачечич — законный наследник, ищущий своей «задницы».

Он не мог (и, как показали последующие события, не хотел) «звать на престол Мстислава Волынского».

А вот смоленские княжичи вполне могли сыграть такое. Их интерес в таком преступлении есть.

«Лёгкий привкус» возможного «майората»: Ромочка Благочестник на «стол» не лезет, прав на «отцову задницу» не предъявляет. Он за мир и в человецах благорастворение. Но если вдруг — вон он я.

Его «подпирают» братья. Уйдёт старший в Киев, второй — Святослав Ропак — в Новгороде. Тогда третий — Рюрик Стололаз — Смоленским князем станет. Следом и младшеньким — Давиду Попрыгунчику и Мстиславу Храброму — что-нибудь «вкусненькое» обломится.

Это не озвучивается, но «витает в воздухе».

В последующие десятилетия все Ростиславичи, в разных ситуациях, побывают киевскими князьями.

А пока Ростиславичи умненько играют свою игру.

— А зачем нам закон? А давайте «за свободу»! По «воле народной»!

Присоединившись к общему призыву («как все — так и мы») они «прижимают» Боголюбского. Внуки Мстислава Великого, оказавшись князьями в Смоленске, Новгороде, Волыни и Киеве составят столь мощную коалицию, что могут не только не опасаться Боголюбского, но и, при удачном стечении обстоятельств, вломить Суздальским. Например, отобрать у Перепёлки (Глеба, брата Андрея) Переяславль или/и переподчинить Рязань. Попытки того и другого уже случались в последних десятилетиях.

«…народ Киевский и Черные Клобуки…» — звали.

«Народ Киевский» — киевские бояре. Которым уже давно снятся новгородские вольности. Повторить «боярскую революцию».

— Ежели мы его сами, как новогородцы, призовём то и сами «указать порог» сможем. Посадник, тысяцкий, «сместный суд»… наши. Имений в Киевской земле ни князю, ни жене, ни боярам его — не иметь. Подати — сами соберём. Дадим — сколь решим.

Ростик, предвидя такие повороты, десять лет назад идти «в Киев по призыву» отказался. Только — «на всей моей воле».

Жиздор очень хотел Киев. Ну очень! Несколько раз вдрызг ругался с дядей Ростиком, так хлопал дверьми, что косяки вылетали. Всё надеялся, что Ростик отдаст ему власть в Киеве. Как поколением раньше Вячко своему племяннику, отцу Жиздора, Изе Блескучему.

Однако, когда посланцы из Киева пришли к нему… призадумался. Уж больно явной была ловушка. И «поехал не едучи».

«Сей Князь, задержанный какими-то особенными распоряжениями в своём частном Уделе, поручил Киев племяннику, Васильку Ярополковичу, прислал нового Тиуна в Киев и скоро узнал от них…»

«И хочется, и колется, и мама не велит» — русское народное.

— Слышь, племяш, сбегай проверь. Сильно там колко или как?

Жиздору не хватало твёрдости, занудства Ростика, «а пошли вы все…!». Тщеславие, властолюбие жгли его, пересиливая очевидные, обоснованные опасения. Неглупый, опытный, он не мог совладать со своими эмоциями, с детскими ещё желаниями:

— Хочу! Хочу как папан: на коне белом, в корзне красном, золотые купола, колокольный звон, шапка Мономахова, народ ликует… А в шапке — я.

Благостная картинка «единения народного для призывания государя», нарисованная Карамзиным, неверна. Все понимают: узурпатор. «Царь — ненастоящий!». И пытаются, в «мутной воде» временного безвластия, порешать свои частные вопросы:

«…узнал от них, что дядя его (Мачечич — авт.), брат Ярослав, Ростиславичи и Князь Дорогобужский Владимир Андреевич (Добренький — авт.), заключив тесный союз, думают самовольно располагать областями: хотят присвоить себе Брест, Торческ и другие города».