В Бирюк - Приступ [СИ]

Здесь такого нет. Спереди: нижняя площадка на уровне «макушки» вала, дальше — «каменный кирпич», высотой с городни, вторая площадка — в уровень с галереей. Выше — здоровенная бревенчатая крыша.

Верхняя площадка 16х9 м. Помещение под ней — 13.5х6.5 м. Сколько стражников может разместиться в таком пространстве?

С городской стороны портал утоплен в вал. Метров на… пять-шесть. Точно не вспомню — в прошлый раз Юлька отвлекла. Помню, что склон там более пологий, чем с напольной стороны.

Вообще, клети ставят не равнобедренным треугольником (в сечении вала), а сдвинув к внешнему краю. Чтобы было круче. Но просто вертикальную стену сделать нельзя: открытое дерево быстро гниёт, хорошо горит и, из-за давления подсыпки со стороны города и слабости грунта со стороны рва, валится вперёд.

С тыльной стороны, над воротным проездом, тоже есть нижняя площадка. Ещё в проезде (внутри, в стенах) есть ниши. Красивые. Аккуратно выложенные из плинфы сводики. Светильники туда ставят, иконы с лампадками. Темно тут: двадцатипятиметровый туннель освещается только несколькими бойницами, прорезанными выше ворот.

А вот герсы (подъёмная деревянная решетка, окована металлом) — нет. Была. Но… сто тридцать лет прошло.

Так, чисто к слову.

В 1151 году Долгорукий в очередной раз собрался бить Изю в Киеве. Удачно разогнал противников у Вятичева брода и подступает к городу. Изя Блескучий принял решение… странное. Он выходит из города и становится, с союзниками — Ростиславом Смоленским (Ростиком) и Борисом Гродненским напротив городских ворот. Каждый — перед своими.

Не осаждающие выбирают себе ворота для атаки, как у Эсхила, а обороняющиеся выходят из города, чтобы защитить «свои» ворота «в чистом поле». При том, что у Долгорукого многочисленная, только что, у Вятичесва брода, доказавшая свою боеспособность, половецкая конница.

Почему? — Тому может быть несколько причин. Например, ветхость укреплений «града Ярослава» к тому моменту.

Решение оказалось верным: Изя Гошу побил, половцы в бою «бежали, даже не вынув стрел из колчанов».

При стенах в 3.5 км. длиной осаждённые могут поставить по паре человек на каждом метре. Точнее: «два с третью землекопа». А если ещё и баб пустить, чтобы они кипятком писыли…

Виноват: поливали.

Но… Сколько человек могут высидеть две серии подряд в кинотеатре? И в кино, под названием «угроза приступа», народу скоро станет скучно. Дальше все найдут причины: ой, мне тут только на минуточку! Вспомнил! Печка не залита, корова не доена, баба не люблена…

Не, если реально вороги лезут — тада да. Всё как один, плечом к плечу, грудью вперёд… Но нет же никого! Тада зачем?

На стены остаются редкие патрули. Их хорошо видно ночью — с факелами ходят. Гарнизоны башен и патрульные подвахты. Что это за люди и сколько их? — Коренной вопрос современности. Поскольку один из таких коллективов мне предстоит сейчас вырезать.

В мирных условиях ворота охраняет городовой полк. Кроме ворот, за ним семь городских торгов. Они же стерегут Киевскую тюрьму, «Поруб», тут недалеко, севернее ворот вблизи стены. Когда-то там держали полоцкого князя Всеслава Чародея, пока киевляне его из «Поруба» не вырубили. С тех пор, говорят, там всё изменилось.

Они же обеспечивают оперативно-розыскные мероприятия в интересах городского тысяцкого, конвоирование осуждённых, порядок на массовых городских мероприятиях…

Короче: ворота охраняет городовой полк. «Сутки через трое». Не считая некомплекта, заболевших, командировок «соседям помочь» и «торжественного караула». В каждый конкретный момент конкретные ворота — 6–8 человек. Загоняют наблюдателя наверх, и он любуется окрестностями. Углядел чего: давай трезвонить в колокол на верхней площадке. Нижние бегут, ворота затворяют. Малочисленность караула, отчасти, причина захвата Киева малыми отрядами в эту эпоху. Можно договориться, подкупить… Или просто проспят.

Ночь. Темно. За высокими заборами ничего не видно. И вообще — не видно. Хорошо — снег у заборов белый, а дорога утоптана, унавожена. Хоть в заборы носом не втыкаемся.

Вдоль улицы — брёх собак.

Никто — ни друг, ни враг — не может пройти по русскому городу ночью незамеченным. Древние римляне были корейцами — всех собак съели, пришлось гусям «Рим спасать».

Мы идём быстро, песен не поём, криков не кричим, железками не звякаем. Дружного пыхтения и ритмичного топотания не производим. Но, всё равно, следом за нами катиться лай. Иной такой… волкодавчик басовитенький как гавкнет из-за забора…