Йен Уотсон - Блудницы Вавилона

Разведка не заняла много времени. На каждом углу пирамиды стоял один солдат. Каждые четыре или пять минут караульный неспешным шагом доходил до соседнего угла, двигаясь против часовой стрелки. Маршрут был короткий и занимал около минуты. Примерно тридцать секунд двое часовых стояли вместе на одном углу, и все это время другой угол оставался без присмотра. Потом «смененный» солдат шел к следующему углу, и вся процедура повторялась.

Начертив на песке схему движения, Гупта задумчиво изучил ее, перебирая все возможные варианты, потом выпрямился и стер подошвой рисунок.

— Лучше, чем я рассчитывал! При таком маневре у них постоянно возникают мертвые точки. Оставаясь на месте, они острее бы воспринимали все новое и необычное. Ротация ослабляет внимание. Приступим.

Приняв важный вид и помахивая тростью — этим он должен был привлечь внимание к себе, — Гибил неторопливо направился к останкам слона. Мясо и внутренности уже увезли, и в груде костей возились только бездомные коты, дворняжки да птицы-падальщики.

Фессания осталась в колеснице. Алекс взял пару кожаных мешков. Гупта облачился в невнятной расцветки и формы балахон с множеством карманов и выглядел так, словно вывалялся в паутине.

Южная сторона бывшей погребальной пирамиды находилась в тени. Именно сюда выходили канальца и трубы, по которым расплавленное золото попадало в изложницы, прикрытые для надежности битыми кирпичами.

У городской стены Гупта остановился и начертил на песке круг.

— Это психологический пограничный пункт. Пока вы за ним, стража не проявляет к вам никакого интереса. Переступите — привлечете их внимание. Оставайтесь на месте. Когда я уйду, садитесь в круг спиной к пирамиде.

Клонившееся к западу солнце светило вовсю. (Гибил предложил совершить набег под прикрытием темноты, но Гупта категорически отказался. Чем они объяснят свою ночную прогулку в совершенно не подходящем для этого месте?)

Солдат у юго-восточного угла оставил пост и направился к юго-западному углу. Гупта пошевелил членами, подергал за костюм и… что дальше? Кем он стал? Тень его упорхнула, и Алекс поспешно опустился на землю, глядя перед собой в противоположном направлении.

Время шло. Десять минут… пятнадцать… столетие…

Затем:

— Откройте мешок!

Слитки перекочевали в мешок.

— Теперь другой. Золото, золото…

— Идите. И возвращайтесь.

Прихватив оба мешка, Алекс потащил их к колеснице. Тяжелые! Он чувствовал, что руки как будто вытягиваются. Как это Гупта ухитрился рассовать столько золота по карманам? Силен, ничего не скажешь. И карманы, должно быть, крепкие. Алекс выгрузил содержимое. Фессания прикрыла слитки соломой.

Он сделал еще три ходки, прежде чем голос Гупты произнес:

— Не возвращайтесь.

Алекс положил мешки, взял поводья и забрался в колесницу.

Осталось только дождаться индийца.

— Фес?

— Что?

— Я где-то слышат, что вся вселенная существует только как мысль в голове бога. Модель наподобие holographos, вполне реальная для нас, но на самом деле только плод воображения бога. Осознающие это способны творить то, что другим представляется чудесами.

— Например, становиться невидимыми? Как Гупта?

— Вроде того, но я думаю о другом… Тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, весь Вавилон, включая нас, существует лишь как модель, созданная некоей tekhne в Институте будущего? Можно ли это проверить? Когда у меня был свиток, ты еще назвала его свитком контроля, я думал, что, не исключено, он и есть часть того, что контролирует нашу реальность, часть, неким образом материализовавшаяся в Вавилоне. Ведь богу наверняка приходится иногда вторгаться в придуманный им мир, чтобы подбрасывать разные волшебные штучки. Я подумал тогда, что Вавилон — это holographos, модель, за которой наблюдают академики. И если так, то сейчас они, возможно, видят, как мы воруем золото.

И только невидимка может заглянуть из нашей реальности в их мир и увидеть, как они следят за нами. Только тот, кто сумеет достичь состояния полной ясности и отстраненности. Только тот, кто перехитрит и глаз, и ум.

Фессания нахмурилась.

— Звучит заманчиво. Уверена, интрига получилась бы восхитительная. Но, Алекс, о каком Институте будущего ты говоришь? Что это? Некое тайное общество, о котором тебе поведал Гупта?

— Я говорю об Институте будущего в Эвристике. — Где?

— Знаю, здесь об этом упоминать запрещено, но ведь мы можем поговорить откровенно?