В Бирюк - Вляп [СИ]

Когда в доме сильно запахло ладаном я не удивился, но когда Юлька, сокрушаясь по поводу возможных рубцов на моем сфинктере, полезла с елеем мне в задницу…

Как-то интересно получается: французским королям в Реймсе этим лобик мажут, а мне — анус. Хотя… у кого что болит.

Фатима пристроилась рядом, и, внимательно наблюдая за Юлькиными манипуляциями, начала первый урок иностранных языков.

По легенде я — персиянская княжна. Хоть и немая, но понимать должна. Хоть что-то. Увы, из фарси Фатима знала несколько ругательств. Поэтому учила меня своему родному тюркскому. Который назывался в разных местах по-разному: половецкий, куманский, кыпчакский, поганский. Позже я понял, что учила она меня торкскому. Который на Руси называется печенежский.

Не думал прежде сколь много слов в моем русском языке оттуда. От тюрок. Лошадь, ямщик, казна, деньги… В здешнем наречии их ещё больше. Хотя часто другие. Так что, не в татарах дело.

Славяне и тюрки жили рядом с момента возникновения друг друга. Как-то же договаривались.

Фатима обрадовалась, как всегда радуется иностранец, обнаружив в туземцах хоть какое-то знание своего языка. Потом радость быстро проходит: обе стороны понимают насколько такое общение взаимно изнурительно. Особенно — в моем немом исполнении.

Хорошо — картинки в здешних книжках есть: первую букву на странице часто разрисовывают в настоящую картинку-миниатюру.

Пока одна дама загружает мне мозги, другая мнёт задницу. Одновременно. Как-то это несколько… Сильно коллективизно. Привыкай, Ванечка. Слуги здесь — везде и всегда. Господин даже на очке — не один.

Людовик Четырнадцатый, в целях экономии времени, исполнял свою дефекацию в общей зале, выслушивая доклады королевских министров. Правда, скромно прикрыв нижнюю часть тела ширмочкой. Естественно, на ночной вазе с подставкой достаточной высоты. Поскольку не положено сюзерену смотреть на своего вассала снизу вверх. Министры — не полицейские, лежачими — бывают только в гробу и в тюрьме. Сидеть-лежать в присутствии короля никому не дозволено. Кроме собак и любовниц. Для общения с которыми королевское время и экономили. Поэтому министры докладывали стоя. А король им внимал сидя. Но — на верхотуре.

И остальные процессы тоже.

«Учись, негр, свечку держать».

Супружеский долг… конечно, исполняется. Под аккомпанемент коллектива афро-американцев в качестве осветителей. Озвучка обычная: у одного насморк, у другого кашель, третьему — почесаться, у четвёртого — пищеварительный процесс вдруг пошёл…

Постельная сцена — как на съёмочной площадке. Хорошо хоть мобильников нет.

А уж если не под присмотром, то под «прислухом» — постоянно. Потому что со звукоизоляцией здесь… И дело даже не в любви слуг к подслушиванию, а в простом рефлексе. Как у матери на младенца: а вдруг позовёт, а вдруг заплачет. Кряхтит, ворочается — животик пучит.

Крепко вбиваемое в здешних женщин правило: «лежи — молча» — от общедоступной акустики.

А этикет процедуры утреннего одевания? — Точнее: переодевания. Поскольку при здешних сквозняках и динамике остывания печей…

Ко сну переодеваются. Меняют дневную рубаху на ночную.

Как в «Анжелике»:

— Где он?

— Здесь никого не было.

— И поэтому вы спите нагая?

А обогреватель типа «джигит» уже отработал свой ресурс и выпрыгнул в окошко.

А утром всё одевается обратно. Является в спальню к молодой герцогине или, там, графине толпа народа.

— С добрым утром, милостивая госпожа. Утро красит нежным светом стены древнего кремля. Петушок давно пропел. Пора вставать.

Вытаскивают девчонку из постели, стаскивают с неё всё, в чём спала-почивала, и начинают крутить перед народом. Вот, дескать, та самая, что и вчера была.

— Ни сглазу, ни подмены. Роги не выросли, копыта не стучат. Животик не выпячивается. Но — может, какие её годы. Кудряшки понизу — не вытерлись, не вылиняли. Жена — мужу верная, не гулящая. А на попочке прыщик вскочил. Ой, беда-то какая! А где у нас тут главный лекарь придворный? А позвать-ка сюда дурня старого! А ты, милая, постой, постой пока так. Вот сюда вот, за спинку кровати. Чтоб низок твой светлейший не выставлять. На всенародное обозрение. Скромница она у нас, истинно христианского смирения. И грудки локотками можно прикрыть. Правильно, как, там, у отцов церкви-то: целомудрие и благочестие.

А вокруг, кроме десятка слуг обоих полов, куча донов с сеньорами. Как по этикету положено. Кто усы крутит, кто глазами ест. И каждый выполняет роль, согласно дарованным его роду правам и привилегиям.