В Бирюк - Обязалово [СИ]

А вот «Джон — Ячменное Зерно»:

Прямо какой-то… Хичкок.

Другая… чертовщина — мельница «сампо» в Калевале. Когда она мелет — из неё чудеса валятся. Тоже ручная, женская. Отделка — соответствующая. Цена ей — родная дочь владетельницы:

Сделать крышку «из крупиночки ячменной»… не, не потяну. А вот как бы поставить водяную мельницу в нашей местности, где перепад воды между меженем и половодьем 6-8-10 метров? В равнинной местности, где всякая плотина затопит сенокосы на большой площади… Заморочка уровня «молока коровы ялой». Надо думать.

Думать по прибытию стало некогда — надо было общаться.

«Когда знаешь — „как“, умеешь, но не можешь сам — ты тренер.

Когда знаешь — „как“, не умеешь, но можешь научить — ты профессор.

Когда не знаешь — „как“, не умеешь, не можешь научить, но можешь наказать когда эти суки сделают не так — ты президент».

Жванецкий, как обычно, прав. Но, как сказал программер Кардиган о законах Мерфи:

— Мерфи был большим оптимистом!

Так вот, Жванецкий — тоже очень большой оптимист.

Ребята! «Думатели» и «делатели» — не ходите в попандопулы! Виноват — в попаданцы. Потому что вам просто не дадут времени, чтобы хоть что-то думать и делать! Не исторического времени — вашего личного!

Вы будете слушать. Вы всё время будете слушать. Всё ваше время будет уходить, на то, чтобы слушать. Причём 90 % времени — слушать белибердень. Всевозможные «эта… ну» и их аналоги.

Но вы должны непрерывно слушать и проявлять. Проявлять внимание, заинтересованность, сочувствие и одобрение. Вы не можете просто выключиться, вы не можете автоматически кивать. Потому что такое отстранение ловится, и от этого обижаются. «Затаив смертельную обиду», «с камнем за пазухой»… Оно вам надо? И постоянно держите заинтересованно-доброжелательно-покровительственно-умное выражение на лице. Подстраивая дозы этой смеси под конкретного собеседника.

Причём чистого общения «фейс-ту-фейс» практически не бывает. Даже диалог идёт «на публику», постоянно кто-то рядом. И если ты выглядишь очень доброжелательным при разговоре с одним, то и другой хочет такого же. Он этого не скажет. Даже самому себе. Он этого не понимает. Но чувствует всей своей душой.

Имущественная зависть — мелочь по сравнению с завистью душевной.

«Народная любовь»… в ней можно захлебнуться насмерть. Хорошо, что я не пью. В смысле: не сильно. Но можно умереть от заворота кишок. И дело не только в том, что Домна вкусно готовит. Пироги медовые… после месяца полуголодного марша… а остановиться… и сам не могу, и её обидеть…

К «всенародной любви» добавляется такая же «всенародная ревность». Они постоянно хотят меня порвать на тысячу маленьких «зверят лютеньких»! Как те бандерлоги — старого Балу. Кусочек для себя лично. Кусочек не тела — души, внимания, заботы. И тела, кстати, тоже. Трифена… Хорошо хоть — не все.

Филька целый час, с выражениями, с театральной мимикой и попытками демонстрации наглядных пособий, судорожно подбирая слова и размахивая руками, рассказывает о том, как у него два дня телилась корова. Не столько о корове, сколько о своих переживаниях. О груднице своей бабы, крапивницы старшего сына, лихоманке старшей дочки, соплях младших…

— А тута она телится… а послать-то некого… а тута надо сено с покоса везть… а она-то му да му… и никак стал быть не лезет… а крыша-то на хлеву-то… слышь-ка… того! Провалилась! в аккурат над ею! вот те хрест святой! прям в аккурат!.. а я тут… а ети все… вот же ж беда нежданно-негаданно… Только милостью! Только божьей!.. Кабы не божий промысел! Кабы не Христос-бог сам… с серафимами и херувимами!.. придавило бы телку нахрен — вот как бог свят!

Я киваю, делаю заинтересованное лицо, ахаю и охаю, синфазно к выражаемым эмоциям. Вот только не крещусь через слово. Нет у меня такого навыка, попаданец я атеистический. Хотя и, по канону, прав: «Не поминай имя господа всуе».

Филька улавливает мою нетипичную сдержанность в части «крёстного знамения», начинает волноваться и, наконец-то, выдаёт суть:

— А я, стал быть, и прошу: дай, грю, пустое подворье. А то у меня крыша в хлеву похилилась. Мало, грю, корову не задавила. А он, слышь-ка, ну, грит, пшёл нахрен, надоел. Да где ж такое видано! Чтобы хлоп уродский однорукий такое вольному смерду говорил! Дык за таки слова — и юшку пустить! Рыло нахрен на сторону своротить…! А я, слышь-ка, я — сдержался! Вот те хрест! Я ж того, вежество-то, ну, знаю. Господу, стал быть, помолился, ярость-то свою поутишил. Не, слышь-ка, думаю себе: не дело бояричево майно портить. Вот боярич придёт — тогда, стал быть… вот.