Виктор Колупаев - Избранные произведения в одном томе

— Не надо, Пасик. Подари ее людям.

— Почему же ты, Пасик, теперь не говоришь, что Лес не может петь? — спросил Игорь с иронией, но без ехидства.

— Ты был прав, — сконфуженно ответил кибер, — когда говорил, что Лес может петь. Я знаю это давно. Все киберы это знают. На Карамбунии поет каждый куст, не то что дерево.

— Зачем же ты возражал?

— Никто из карамбунийцев этого не знает. Мне бы не поверили.

— А теперь поверят?

— Наверное, нет.

— Теперь они поверят, — убежденно сказала Арика. — Какой теперь у нас будет праздник Лета! Ты останешься, Игорь? Это очень скоро. Через десять дней.

— Нет, Арика. Я улетаю.

— Но ты вернешься назад к празднику?

Капитан «Громовержца» потер лоб ладонью. Шесть дней до Земли. Один день разгрузки. И шесть обратно. Всего тринадцать. Нет, не успеть.

— Я успею, — сказал Игорь, и у него даже голова загудела, когда он вспомнил свою колымагу «Громовержца». — Я обязательно успею. До свиданья, Арика. Спой мне с Лесом на прощанье что-нибудь.

— До свиданья, Игорь! Я жду тебя!

Голос и Лес пели о Человеке.

О Человеке, который прошел мучительную, изнуряющую дорогу недоверия, жестокости, страданий и горя, но не разучился видеть прекрасное, не разучился его создавать.

Создавать, не прося взамен славы и признательности, любви и благодарности, потому что он просто не может не делать прекрасное. Это у него в крови. Это у него в сознании. В этом суть Человека.

Голос пел. Как прекрасен мир.

— Проводи меня немного, — сказал Игорь Пасику.

— Возьми меня с собой!

— Нет, ты останешься с ней.

— Мне будет трудно без тебя.

— Знаю. Но Арике будет еще труднее. Без меня и без тебя.

Платок Пасика был мокр от слез, и Игорь подарил ему свой.

Они шли тихо, стараясь не хрустнуть веткой, затаив дыхание, вслушиваясь в затихающие звуки Голоса и Поющего Леса.

Игорь работал с упоением. Его остро отточенное мачете бешено мелькало в зарослях тростника. Аккуратно поваленные стебли растений ровной полосой тянулись за ним на сотни метров. Ноги часто проваливались в неглубокие ямы, и тогда вода поднималась почти до пояса. Игорь на мгновение терял равновесие, но не падал. Все его тело подчинялось стройному ритму мелодии, звучавшей в голове. Иногда возникали какие-то неясные ощущения, но они проносились так быстро, что Игорь не успевал их осмыслить. Это не огорчало. Спасительный ритм звучал отчетливо. Движения были удивительно точными и быстрыми. Со стороны могло показаться, упади он сейчас, руки его с остро отточенным мачете высунутся из воды и, выворачиваясь в суставах, все так же точно, в трех сантиметрах от воды, будут ровными рядами срезать тростник.

Взмах. Руби! Взмах. Руби! Руби!! Руби!!! И вдруг ритм оборвался. Поднятые руки на мгновение замерли. Лицо исказила гримаса боли и недоумения, Игорь сделал шаг вперед. Обрушил мачете вниз. Удар получился слабый и неточный. Мачете выскользнуло из рук, Игорь покачнулся и упал навзничь. Вода хлынула ему в рот, перекошенный криком. Липкая пелена страха заволакивала сознание. Все исчезло. Не было ни тела, ни воды, ни тростника. Все заполнила непонятная, неизвестно откуда идущая боль. Мир, состоящий из страха и боли!

Гарс, загорелый великан, который рубил справа от Игоря, тоже уронил мачете и безвольно осел в грязную жижу. Жадно ловя почерневшим ртом воздух, он ждал, когда пройдет эта внезапно навалившаяся тяжесть и боль… Повернув голову, он увидел извивающееся в судорогах тело человека. Запинаясь и падая на четвереньки, с трудом переставляя ослабевшие ноги, Гарс доплелся до Игоря, дрожащими от напряжения руками приподнял его голову и помог сесть. Игорь обвел блуждающим взглядом поле. Рабочие сидели или полулежали, опершись на стену тростника.

Страх проходил. Осталась боль и смертельная усталость.

«Спасибо», — хотел сказать Игорь, но даже не расслышал своего голоса. Гарс участливо взглянул на него и опустился рядом. Его огромные руки мелко вздрагивали.

— Старый бульдог перематывает ленту… Это всегда бывает, когда перематывают ленту… Я слышал… Сейчас это кончится… Он хороший парень… Последнюю ленту не будет так гнать…

Игорь согласно кивал головой, хотя никак не мог припомнить, о какой ленте говорит Гарс. Грязь сбегала по лицу, но не было сил поднять руку и вытереть ее. Все тело нестерпимо болело. Лицо осунулось и стало землистым.

В полукилометре от них виднелись силуэты грузовых фургонов и легковых мобилей. Где-то в одном из них мастер перематывал ленту. Казалось, что взгляды рабочих прикованы к фургонам. Сейчас «Бульдог» перемотает ленту — и все пройдет. Сейчас. Еще немного.