Анри Бертьен - Вождь (Вересковая пустошь)

…Размышления шамана были прерваны воином, знаком пригласившим его следовать за собой. "Что это? Может, старик пронюхал что-то и хочет убрать его? Поздно, слишком поздно… Это расколет племя… Старик не подумал…", — Неслось в голове Ну Кона, пока он следовал за посыльным. Но страхи его рассеялись, когда он увидел, что ведут его к Площади Совета Старейшин, расположенной в центре селения. А когда воин кивнул на его законное место — место шамана, принадлежащее ему по праву вот уже несколько лет — Ну Кон успокоился окончательно и стал ждать. Ждать, пока Совет выскажет своё решение. Ждать, удовлетворённо прислушиваясь к гулу голосов на площади, напоминавшей встревоженный улей — гулу, созданному его, шамана, стараниями, которые старому вождю ещё предстоит оценить…

Племя бушевало, как котёл с закрытой крышкой: лёгкий шум, доносившийся, казалось, отовсюду, свидетельствовал о нарастающем беспокойстве, а отдельные жаркие споры, время от времени вспыхивающие то здесь, то там — будто облачка пара, вырывающиеся из-под крышки котла — говорили о том, что единого мнения здесь нет и быть не может. Шаман, прислушиваясь, удовлетворённо потирал руки. Племя шумело. Но… "Что это?", — Шаман встрепенулся, заметив какие-то тени, мелькавшие повсюду — как будто несколько десятков юношей и девушек, появляясь то здесь, то там, тихо и быстро что-то рассказывали, действуя, как кусок льда: толпа в этом месте переставала шуметь — затихала, прислушиваясь к их коротким тихим рассказам, и оставалась задумчивой после ухода рассказчиков. Шаман пожалел, что уже занял своё место: не нарушив этикета, он теперь не мог сойти с него, не дождавшись решения Совета. "Глупое правило… — пронеслось в голове у шамана. — И какой дурак его придумал?", — А придумал его А Джонг, чтобы все, кто пришёл ждать решения Совета Старейшин, уже не могли на него влиять: все, кто пользовался хоть сколько-нибудь заметным влиянием в племени, включая и самого вождя, имели на площади свои места, более или менее почётные, но — однажды распределённые и закреплённые за своим хозяином. Это делало невозможным обсуждение чего-либо на Площади Совета и практически исключало агитацию — все, чьё слово имеет вес, вынуждены были молча сидеть на некоторых возвышениях над толпой и смиренно дожидаться решения Совета, показывая пример всем остальным. "Но кто же те, кто мечется по толпе, перенастраивая её?", — Шаман от беспокойства даже заёрзал на месте, чуть ли не поднимаясь — он был готов сорваться и помчаться туда, ближе к этим безвестным агитаторам, которые, успокаивая толпу, ломали всю его, великого шамана, игру. — Кто их послал?", — А послали их — по приказу А Джонга — их же товарищи, побывавшие на вершине Кра-Тоу и рассказавшие им, что они там видели. "Великий вождь сказал, что наш язык сейчас должен согласовываться больше с нашими глазами, чем с нашим разумом, — говорили они. — Ибо то, что видели наши глаза, разуму ещё предстоит осознавать. Долго осознавать", — эта формула действовала. Практически безотказно. Если у кого-то и оставались какие-то сомнения в правдивости рассказа, то они — полностью или частично — рассеивались при мысли о том, что сам Великий Вождь понимает это, и, опасаясь за их разум, откладывает осознавание услышанного на те дни, когда для этого будет достаточно времени… Даже те, кто не поверил в услышанное окончательно, успокаивали себя тем, что целых пять человек, которых он долгое время знал, не могли так сразу — одновременно — сойти с ума, а если бы и сошли — то бред их не был бы так схож. Племя успокаивалось. Племя начинало верить. А Джонг, сидя на своём месте, решился, наконец, облегчённо вздохнуть. И — улыбнуться, про себя — при виде ёрзающего на месте шамана. Стадо, казалось, вновь привычно поворачивало за своим вожаком…

Наконец решение Совета Старейшин было оглашено — и вызвало бурю в толпе: примерно четверть собравшихся принялись выражать своё бурное возмущение услышанным, выкрикивая негодующие возгласы, потрясая оружием да гневно сверкая глазами. И тогда старый вождь встал.

— Я понимал, что так будет, дети мои. — Произнёс он, дождавшись тишины в ответ на его поднятую руку. — Поэтому я отдаю сейчас приказ — всем воинам племени: завтра утром, едва светило покажется из-за гряды, сняться со стоянки и уйти. Вместе с семьями. Туда, где нас не ожидает опасность, таящаяся в Кра-Тоу. — Как бы вторя ему, вдруг грянул гром и задрожала земля, заставив испуганно затихнуть всё племя. — Но — где нас могут подстерегать другие, неизвестные нам пока, опасности. — Бесстрастно продолжил вождь. — То есть — мы идём в неизвестность. А потому… Это будет мой последний приказ для всякого, кто не подчинится ему и останется здесь: ибо с этого момента он уже — не воин нашего племени. Пусть эти люди сами определяют свою судьбу. Мы не будем преследовать их — для этого нет ни времени, ни сил — и в этом нет смысла. Более того — мы не намерены гнать их, если они, одумавшись, догонят нас или придут на новую стоянку позже. Мы никому не судьи в этом непростом решении — пусть сами боги рассудят нас: кто был прав, избегая опасности, а кто — нет, ища её. Сейчас рано об этом говорить — надо подождать, пока своё веское слово скажет Кра-Тоу.