Роберт Янг - Эридан (сборник)

перевод Д. Лихачёва

В то утро мне позвонил подрядчик, которого я нанял для постройки нашего нового дома. Готовя к строительству вершину холма, на котором будет стоять наш дом, его люди откопали там какой-то ящик. Он сказал — ящик латунный, а крышка запаяна намертво. По его мнению, там могло быть что-то ценное, и поэтому мне следовало бы присутствовать при ее вскрытии. Я пообещал ему приехать.

Вот чем хорошо жить на пенсии. Можешь делать все, что душе угодно, и в любое время. Худо только одно — времени остается слишком много, а занять его чаще всего почти нечем.

На пенсии я не так давно. Всего полгода. Большинство здесь, выходя на пенсию, отправляются провести свои «Золотые годы» во Флориду. Я не из таких. Много лет назад, когда мы с сестрой продавали землю — наследство отца — я сохранил за собой самый высокий холм. Чудесный холм, с которого видны все окрестности и озеро, а на склонах растут дубы, клены и акации. Я был привязан к нему все это время, а теперь, удалившись на покой, собираюсь поселиться на самой вершине.

Я никогда сильно не отдалялся от холма; дальше всего во вторую мировую, когда армия, стремясь выжать из меня все, что можно, швыряла меня туда-сюда по Штатам, и в конце концов даже посадила на корабль и отправила в Европу. После войны я устроился на работу в Ходейл Индастриз, переехал в город, чтобы жить поближе к месту работы, и купил там дом. Но теперь я собираюсь вернуться на холм, как только дом будет построен. Со своей женой, Клэр. Нас ничто не держит: дети давно уже выросли, женились и уехали. Летом здесь вся земля станет пестрым ковром из цветов. Осенью ее покроют хризантемы, ромашки и астры. А зимой — зимой снег.

Я спросил Клэр, поедет ли она со мной. Она отказалась, сказав, что ей надо пройтись по магазинам. Я выехал на шоссе и через час свернул с него у Фэйрсберга, пересек городишко, борясь с воспоминаниями. До холма оставалось не больше мили. Я проехал мимо стройки, развернувшейся на земле, которая когда-то принадлежала моему отцу. Холм рос передо мной, как поднимающееся с земли зеленое облако.

Тяжелые машины строителей проторили что-то наподобие дороги по склону холма, но я не стал рисковать днищем своего «шевроле», и вылез из машины, чтобы пешком подняться между дубов, кленов и акаций. Июльское солнце пекло сквозь листву и палило мне в спину, и добравшись до вершины, я весь вспотел.

Здоровенный бульдозер елозил туда-сюда, сравнивая непокорные бугорки и засыпая ямы. Билл Симмс, подрядчик, стоял возле своего пикапа, разговаривая с каким-то здоровяком. Еще двое копались в моторе экскаватора. Симмс направился мне навстречу.

— Рад, что вы смогли приехать, мистер Бентли. Нам тоже очень любопытно, что же внутри этого ящика. — Он указал в сторону раскопанного участка на краю площадки. — Это там.

Мы прошли по развороченной земле. Грузный мужчина шел следом за нами.

— Чак Блэйн, мой прораб, — сказал Симмс.

Мы кивнули друг другу. Те двое, что копались в моторе экскаватора, тоже направились к нам.

Позеленевший ящик был вытащен из развороченной земли. Отлитый из латуни, длиной он был около 16 дюймов, шириной — около 12, и дюймов 6 в высоту. Как Симмс и сказал, крышка была плотно припаяна.

Никогда раньше я этого ящика не видел, но тем не менее, он показался мне знакомым. Я сказал:

— Давайте откроем крышку и посмотрим, что там за сокровище.

У Блэйна в руках был ломик, он отыскал место, где не было припоя, и вставив туда острие ломика, резко нажал на другой конец. Припой по всему периметру треснул. Я нагнулся и поднял крышку.

Увидев содержимое ящики, я понял, что она принадлежала Роуну.

Мы звали его Роуном. Если у него и было имя, мы его не знали. Увидев его впервые, я ни секунды не сомневался, что это просто обычный бродяга. Да так он и выглядел — долговязый, исхудавший, весь в лохмотьях, с потемневшим от въевшейся угольной пыли лицом. Мать тоже приняла его за бродягу, открыв дверь черного хода в ответ на его стук. Я в это время колол дрова на заднем дворе.

Бродяги приходили к нам во множестве. Через Фэйрсбург пролегали Пенсильванская и Нью-Йоркская центральная железные дороги (сейчас это Норфолкская, Западная и Конрэйл), они огибали нашу ферму, и когда на станции останавливались товарняки, чтобы прицепить или отцепить вагон, бродяги, путешествовавшие на них, иногда разбредались и ходили по домам, попрошайничая. В город они обычно не совались, ходили по окраинам, а наш дом как раз отстоял от города на приличное расстояние, зато был близко к железнодорожным путям, поэтому мы подходили им как нельзя лучше.