Сергей Соломин - Под стеклянным колпаком [Избранные сочинения. Т. I]

Вдруг, среди несмолкаемого грохота, «Нарвал» опустился носом вниз. Через мгновение он с необычайной быстротой стал падать и исчез среди морских вспененных волн.

Невеселый победил, но дорогою ценою. «Дельфин» получил страшные повреждения. Оба коллектора земного электричества были разбиты. В нескольких местах зияли огромные пробоины. Держаться на воздухе можно было, пустив лишь в ход запас сгущенной электроматерии, но судно едва могло двигаться поступательно. Невеселый направил его к берегу, но, не доходя до него полуверсты, «Дельфин» упал в воду и стал тонуть. Невеселый и его товарищи успели выскочить и броситься вплавь.

Хорошие пловцы, они скоро вышли на прибрежный песок. Смутно было на душе Невеселого. Что он будет делать дальше без «Дельфина», без средств? Он шел медленно, понурив голову…

На солнце, вероятно, набежала туча, отбрасывая огромную тень на берег. Невеселый поднял голову.

Он еще успел увидеть очертания воздушного корабля.

— «Дракон»! — вскричал он в ужасе.

Но в то же время большой брезент упал на головы пяти спасшимся от кораблекрушения. А когда Невеселый хотел высвободиться, он почувствовал, что его крепко держат чьи-то руки.

Вот затыкают ему рот тряпкой, завязывают глаза, вяжут руки и ноги, куда-то несут…

— Здравствуйте, почтеннейший Кондратий Васильевич! Не ожидал встретиться с вами, хотя всегда вспоминал о вас с благодарностью. Все думал, что-то поделывает теперь Кондратий Васильевич? Да недосуг было справиться о вашем драгоценном здоровье. А вы вот, оказывается, что затеяли. Тоже осуществили мечту? Очень жалею, что ваше подводное судно погибло. Но все хорошо, что хорошо кончается. Фриц, мой любимец, тоже спасся, выплыл на поверхность, и я его подобрал. Иначе, если бы погиб Фриц…

Притворно-любезное лицо Оскара Дайбна на мгновение омрачилось, глаза зловеще блеснули. Невеселый сидел, опустив голову, не смотря на собеседника, и упорно молчал.

— Помните, почтеннейший, однажды мы сидели в маленьком петербургском ресторане… Однако, и я хорош: не угощу вас завтраком!

Дайбн позвонил и распорядился.

— Итак, мы сидели в ресторане, и вы рисовали передо мною картину будущего, когда ваше великое изобретение осуществится и вы сделаетесь владыкой воздуха. Границы государств уничтожатся. Будет основана великая всемирная республика. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Потом, конечно, водворение социализма. Кондратий Невеселый, в качестве доброго гения, облагодетельствует все человечество. Повсюду воцарятся покой и мир. Равноправие женщин. Все будут ходить в одинаковых одеждах, есть одинаковую пишу, пользоваться одинаковыми удобствами жизни. И всего два часа обязательного труда в день. Мастерские заводов будут расписаны лучшими художниками. Труд обратится в удовольствие… Ха, ха, ха! Да ведь в этом вашем раю со скуки помрешь, милейший! Признаюсь вам откровенно, я испугался ваших планов. А вдруг, в самом деле, водворится повсюду этот… общеполезный бульон. Я же всегда понимал жизнь, как борьбу. Одних с другими. Одного со всеми. Жизнь есть борьба. Борьба есть жизнь. Вы же хотите развести мертвечину, нестерпимую скуку, обратить всю землю в добродетельный монастырь…

Оскар Дайбн закурил новую сигару и пристально посмотрел на Невеселого. Тот сидел так же понуро, сгорбившись, длинные волосы опустились на лоб и почти закрывали лицо.

— Вот я, почтеннейший, и решил отнять у вас это изобретение и воспользоваться им для других целей. Я не верю в ваш земной рай, в ваше равноправие. Человек — раб, требующий плети. Еще более в ней нуждается женщина. Дайте человеку все, он обратится в самодовольного, тучного скота и будет жиреть. Ваш социализм — торжество мещанства. Я тоже хочу перевернуть весь мир, но иначе, чем вы. Я хочу быть не слугою этого бараньего стада, а господином. Я хочу, чтобы все повиновались только мне, и все будут повиноваться. Моя воля и ничья другая. Я освобожу людей от предрассудков. Я тоже водворю равенство перед моею личною волей. И горе ослушникам! Позвольте, я вам прочту мой ультиматум европейским державам.

Подчеркивая отдельные выражения, сам восхищаясь своим посланием, повергшим в ужас всю Европу, Дайбн прочел ультиматум.

— Они страшно перепугались и просят — представьте себе, просят меня, воздушного пирата! — дать им отсрочку еще на два месяца. Так и напечатали в газетах и притом в самых почтительных выражениях: «Не имея возможности, за краткостью времени, осуществить…» Что осуществить? Мою волю, мой каприз! Ха, ха, ха! Такая покорность меня искренне тронула, и я тоже напечатал во всех газетах: «Довольный послушанием европейских держав, милостиво даю им сверх назначенного срока два месяца для осуществления моих повелений». Я отлично знаю, что они хотят только протянуть время и готовятся к борьбе. Изобретают особые пушки. Строят огромные аэропланы, дирижабли. Они надеются подавить меня числом нападающих машин. Понимаете? Поднимется сразу сотня аэропланов и шаров. Все будут осыпать меня бомбами, внизу будут тоже стрелять. Пусть я истреблю почти всех, но есть шанс, что несколько разрывных снарядов достигнут цели. Расчет, как видите, довольно верный. Но и здесь помог ваш гений, добрейший Кондратий Васильевич. Мой милый, ученый Фриц проштудировал ваши записки и обратил особое внимание на ваше учение о вибрации электроматерии. На «Драконе» сейчас идет работа по установке новых аппаратов. По моему желанию, воздушное судно может быть всегда окружено вибрирующей оболочкой, невидимой и непроницаемой. Как видите…