Павел Виноградов: Четвертый кодекс

Евгений Валентинович Кромлех, Илона Линькова. Мексика. Чичен-Ица. Ночь с 1 на 2 ноября 1990 года

- Ну, чего пригорюнилась, Кошка Лона? – ЕВК погладил ее по голове, и Илона подумала, что вот так он гладил и своих кошек.

Он пришел к ней в номер отеля, когда Илона уже собиралась ложиться. Почему-то она не стала включать свет. Впрочем, и без него было светло – от огромной луны, сияющей прямо в окно.

Она потянулась к его руке – сама как кошка. Ей было приятно. И тревожно. Странный раздрай чувств. Она не любила такие эмоциональные парадоксы, ей хотелось ясности и определенности. Но с ЕВК… с Женей ее быть не могло.

Он словно бы весь состоял из парадоксов. Грозный и неулыбчивый преподаватель, великий ученый, совершивший в науке невозможное. Проказливый, как мальчишка, любитель розыгрышей, иногда изощренных, часто грубоватых. Любящий нафантазировать, мистифицировать, да и элементарно приврать. Подверженный депрессиям, в дни которых никого не хотел видеть, кроме любимой кошки, а под его письменным столом позвякивали пустые бутылки из-под спиртного. Порой едко саркастичный и холодный, порой искренний и беззащитный. Блестящий и умный учитель. Верный друг. Внимательный и нежный любовник.

Но слишком часто ей казалось, что она никогда не знала толком этого человека.

Дело не в том, что он был гораздо старше ее – в конце концов, мужчина шестидесяти лет и женщина тридцати четырех, это почти нормально. Но иногда в его глазах она видела вселенское отчуждение. Тогда ей казалось, что он внимательно рассматривает что-то за пределами этого мира, лишь рассеянно и мимоходом воспринимая происходящее здесь. В том числе и ее, Илону.

- Женя, может, не стоит идти к сеноту сейчас? Пойдем завтра вместе, днем…

- Нет! – его огромные голубые глаза под насупленными черными бровями яростно сверкнули. Рот превратился в совсем прямую линию.

Илона вздрогнула, и он тут же спохватился.

- Прости, Лона, я на нервах.

Он вытащил из кармана беломорину, привычно размял и виртуозно, одной рукой, чиркнул спичкой о коробок.

Илона достала «Кэмел», он дал прикурить и ей.

- Мне надо сделать это, и сделать одному. Понимаешь?

Она горестно пожала плечами. Он всегда был немного странным, что ее и привлекало. Может, конечно, сказывалось его ужасное детство. Но вряд ли одно это делало его настолько гениальным – просто пугающе. Рассудительная и абсолютно реалистичная Илона гнала от себя странные, не укладывающиеся в ее аккуратную картину мира, воспоминания. Вот в экспедиции у нее всю ночь жутко болел подстывший на холодных сибирских ветрах зуб, а в аптечке не было ничего сильнее анальгина, который совсем не помогал. Как и принятые ею пятьдесят граммов спирта. И тогда ЕВК просто погладил ее по лицу. Она до сих пор помнит это прикосновение, после которого боль чудесным образом утихла.

Кажется, именно тогда она впервые посмотрела на него не как на пожилого чудаковатого профессора.

Рассказывали про него и более странные вещи. Да она и сама видела, что иной раз он словно переходит некую грань, где ведет параллельное, непонятное существование.

Но сейчас, в Мексике, куда он – зная о ее прошлом абсолютно все – приехал в первый раз в жизни, ЕВК стал совсем одержимым. Его здесь принимали, как триумфатора. Еще бы: этот человек расшифровал письменность майя, чего не удавалось никому на протяжении четырех сотен лет. И тем самым подарил этой стране, а заодно и еще нескольким, письменную древнюю историю.

Президент наградил его Орденом Ацтекского орла, журналисты осаждали его везде. Куда бы он ни приехал, его встречали восторженные толпы. Но он, похоже, был совершенно равнодушен ко всей этой свистопляске, испытывая от нее лишь легкое недоумение. Осматривал древние памятники, которые так хорошо знал, но увидел воочию только теперь, скромно молчал на приемах, скупо говорил во время интервью о личной жизни и пространно – о майяской письменности. Но за всем этим Илона угадывала страшное, нечеловеческое напряжение. И – устремленность к какой-то цели. К какой?

Она не знала – хотела и очень боялась узнать.

Луна как будто приблизилась к ним и затопила призрачным светом всю комнату, осветив дальние углы. По стенам сигали юркие гекконы. Пение цикад, похожее на тревожную сирену, то совсем стихало, то начиналось снова.

Вдруг Илона чуть не вскрикнула от ужаса – из темного угла выступил ухмыляющийся во весь череп скелет, обвитый цветами. Казалось, он движется и плывет к ней в лунном свете. Впрочем, она тут же успокоилась, вспомнив, что жуткое изваяние стоит тут в качестве украшения на отмечаемый сегодня и завтра всей страной День мертвых.