Михаил Савеличев - Крик родившихся завтра

Вот и распахнутые настежь ворота. Автобус вывернул на узкую улочку и поехал мимо низких бетонных заборчиков, за которыми спрятались приземистые деревянные дома с изогнутыми крышами.

На повороте их ждали две девочки, держась за руки.

– Здрасьте! – громко сказала полненькая белянка, забираясь в салон автобуса и со всего маха бухаясь на сиденье. Ее подруга с длинными черными волосами ласково улыбнулась Любочке и помахала ручкой: привет, мол.

Автобус въезжал в город, оставив позади тихие и почти безлюдные предместья. Небо высветлилось так, что утренние ханаби почти ничего не освещали и выглядели, как тусклые россыпи необработанных драгоценных камней, которые вспыхивали и гасли на небе. Небоскребы теснились в центре города, раскачиваясь и скрипя бамбуковыми стенами, и даже отсюда, с моста через реку, на них было головокружительно смотреть – они казались не домами, а рощей, что волнуется под порывами сильного ветра.

Любочка сильнее прижалась к окну, так что носик расплющился, став похожим на поросячий пятачок, но вряд ли кто ее видел, а если и видел, то невелика беда – улыбаться и смеяться полезно. Зато она почти хорошо видела гладь реки. Поначалу ей показалось, что они опоздали, и стая кашалотов уже проплыла к Цукидзи. Но вдруг водная поверхность вздыбилась множеством бурунов, а затем из глубины величаво всплыли громадные тела с лобастыми башками. Тут же, словно они таились где-то под мостом, выскочили катера китовых погонщиков и принялись нарезать вокруг стаи замысловатые кривые, направляя животных в предназначенный для них фарватер.

После моста автобус повернул направо к грандиозному зданию, похожему на огромный стадион, укрытый изогнутой в традиционном стиле крышей.

– К Демону? – догадалась белянка, а брюнетка дернула ее за рукав, недовольная, что та так назвала следующего пассажира. – А что такое? Брось, Надежда, он и не обижается.

Демон священнодействовал. Туша громадного кашалота была опущена на помост. Помощники в набедренных повязках потомственных рассекателей рыб стояли вокруг, склонившись в ритуальном поклоне и зажав между ладонями тлеющие ароматические палочки. А он обходил тушу против часовой стрелки, что также предписывалось строгим ритуалом, предваряющим заморозку. Ему хватило одного взгляда, когда кашалота еще спускали сюда на цепях, чтобы понять – как действовать. Но ритуал не терпел поспешности. И даже Демон обязан ему подчиняться. Поэтому он изображал глубокую задумчивость и высшую степень сосредоточенности. Как если бы ему предстояло дотоле неслыханное по трудности дело. Хотелось даже захихикать, как хихикала Ханаби, когда напросилась к нему в гости и, заявившись гораздо раньше назначенного срока, застала его священнодействующим.

Тишину нарушало лишь звяканье цепей, на которых висели огромные, неуклюжие рассекатели с различными насадками. Как только Демон завершит священнодействие, его помощники накинутся на тушу, а гулкое помещение огласится надсадным ревом пил, вгрызающихся в насквозь промороженное мясо.

Точки определены, линии выверены. Демон набрал побольше воздуха, чтобы не вдыхать стужу, от которой простудиться недолго, и приступил. Со стороны казалось, что он чертит по туше странные иероглифы, отчего та вдруг начинает содрогаться, словно живая, на черной коже проступает белый налет, похожий на плесень, он утолщается, и только потом наблюдатель начинает понимать, что это – иней, выпадающий на промерзающей изнутри огромной туше. Волна теплого, а затем и горячего воздуха прокатывается по разделочному залу, взывая к жизни мощные кондиционеры, что силятся нейтрализовать тепло усиленной работой охладителей.

Готово!

Демон отступает от помоста, осматривает свой очередной шедевр. Идеальная заморозка. Ни грана вкусовых качеств китового мяса не пострадало. Некоторые ценители так и вообще предпочитают его именно в таком, замороженном Демоном виде. Говорили, будто оно приобретает от священнодействия особый вкус. Демон относился к подобным утверждениям скептически. Сам он мясо никогда не ел, обходился овощами и фруктами.

– Кий-я-я-я! – завопили рассекатели, вцепились в пилы и бросились на мерзлую тушу, как самураи в последнюю атаку во славу императора.

Демон не сразу понял, что настойчивый свист, который доносится из-за плотной завесы рева пил, обращен к нему.

– Демон! Демон Максвелла!

В распахнутых воротах, не решаясь войти внутрь, стояла Любочка и махала ему рукой.