Михаил Савеличев - Крик родившихся завтра

– Подожди, – бросил Николай Иванович и вылез из уазика.

Шофер въехал в распахнутые ворота, остановился, заглушил двигатель.

– Вот мы и дома, можно оправиться.

Наталья с облегчением вылезла из машины на твердую землю. Потянулась. Отец разговаривал с капитаном. Шофер открыл капот и принялся ковыряться в двигателе. Сколько себя помню, подумала Наталья, а военные шофера только так и поступали – при каждой свободной минуте открывали капот и принимались копаться в двигателе.

Она осмотрелась. Ряды двухэтажных домов казарменного типа, унылость и серость которых не могли скрасить даже охваченные багрянцем клены. Выложенные кирпичом дорожки, завядшие клумбы из вкопанных в землю шин, покрашенных в разноцветную полоску. Военный городок, которых она повидала немало за то время, что армейская служба закидывала их семью то в Германию, то в Прибалтику, то в Закавказье. Весь колорит замкнутых военных коллективов, на который не очень-то и обращаешь внимание, пока не повзрослеешь, а потом постепенно его забываешь, ибо надо ехать поступать в институт, учиться, работать. А отца по-прежнему мотает по стране и за ее пределами, и видитесь вы с ним в его редкие наезды, и нет иных разговоров, кроме ностальгических воспоминаний о всё тех же городках. Не грузить же его широкие полковничьи, а затем и генеральские плечи своими женскими, точнее даже – бабьими заморочками.

Хотелось курить. Наталья отвернулась и стала смотреть на отца с офицером.

– Не женат, – сообщил солдатик, продолжая копаться в двигателе.

– Кто?

– Бравый. Точнее, жена бросила. Не выдержала гарнизонной жизни и сбежала в Союз.

– Сводничаете?

– Никак нет, Наталья Николаевна, – солдатик поднял голову и подмигнул. – Информирую общественность. Вы же у нас доктором будете, взялись бы излечить.

– А, так он всё же нездоров, – Наталья попыталась изобразить разочарование кокотки, узнавшей, что блестящий офицер, на которого она положила глаз, смертельно болен чахоткой.

– Душевно, Наталья Николаевна, душевно. Без женщины мужчина дичает, сами понимаете.

– Он не выглядит одичавшим, – Наталья всё же не выдержала и закурила, протянула пачку солдатику, уже захлопнувшему капот. – Наверное, нашел какую-нибудь местную гейшу.

– Нет, что вы, – солдатик благодарно принял три сигареты, две из которых заложил за уши, – к нам такой контингент не пускают, режимный объект все-таки. Японские товарищи хоть и товарищи, но кто их разберет, этих самураев. Так что наш капитан – бобыль бобылем.

– И тут командирская дочка подвернулась, – понимающе сказала Наталья. – А может, я замужем и у меня трое детишек?

– Детишки не проблема, а вот насчет вашего мужа товарищ генерал ничего не говорил. Да и разместить приказано вас у него, а не квартиру отдельную выделить. У меня дружок в КЭЧ, проверено.

– Вы с капитаном всё продумали, – Наталья затоптала сигарету. – Только вот проблема – я не врач.

Квартира оказалась крошечной. Даже в сравнении с жилищем в домах быстрого строительства, что росли по всему Советскому Союзу, как грибы. Две комнаты, одна из которых напоминала то ли просторный шкаф, то ли маленькую кладовку, микроскопическая кухня, где можно дотянуться до чего угодно, не вставая со стула, ванна и туалет вообще для галочки. Полы застелены соломенными коврами, несколько стульев, телевизор местного производства, на удивление цветной, магнитофон и – о чудо! – рабочая станция с запыленным экраном. Кровати, кушетки и топчаны отсутствовали.

Поставив чемодан на высокий порог, Наталья разулась и осмотрелась.

– Ничего, – сказал Николай Иванович, – в тесноте, да не в обиде. Я тут редко бываю, всё время на объекте, так что хозяйничай сама.

– Папа… – начала Наталья. Отец запнулся, обнял, прижал. Даже запах у него теперь другой – не терпкая военная смесь пота, одеколона, ваксы и пыли, а почему-то медицинский – антисептики, эфир и валидол. – У тебя всё в порядке?

Она ожидала, что он немедленно выдаст по-военному, как всегда отвечал маме: «Всё в порядке, товарищ генерал, солдат спит, служба идет!»

Но ничего такого он не сказал.

– У тебя-то как? Так толком в Ленинграде не поговорили.

– Что-то сломалось, – плакаться в жилетку не хотелось, но один раз можно. Особенно после долгой разлуки. – Как тогда началось, так и… Почему перестал приезжать?

– Я теперь вообще отсюда не выбираюсь, – Николай Иванович пошел на кухню. – Есть хочешь?

– Только чай. И чайную церемонию.