Полина Люро - Ужас, летящий на крыльях ночи [СИ]

Боже, как я любил этот мультик в детстве! На даче мы с друзьями усаживались перед стареньким телевизором, мама угощала всех пирожками, которых, сколько ни ешь, всегда было мало, и смотрели его, весело комментируя происходившее на экране. Пока родители не выгоняли нас играть на улицу.

А там царило лето, жара и комары. Но это не мешало нам делать непродуваемые чёрные плащи из мусорных пакетов и «бороться» за справедливость, ломая палки о могучие стволы крапивы…

Детство, детство ― беззаботное и безбашенное. Почему ты так быстро кончилось?

Звук сирены подъезжающей полицейской машины вернул меня к реальности, заставив, наконец, застегнуть кнопки старой куртки и открыть зонтик. Ливень словно спешил вогнать в землю не только подъехавшую следственную группу, но и немногочисленных любопытствующих, топтавшихся в тупом желании рассмотреть через пелену дождя то, что скрывалось за натянутой лентой.

А смотреть — то, в общем, было не на что. Тело уже закрыли непромокаемой плёнкой, а больше ничего интересного не предвиделось. Полицейские быстро разогнали всех зевак, включая меня, убедившись, что ни одного свидетеля тут не найти… Знакомый следователь быстро пожал мне скользкую от дождя руку.

― Тебя-то, журналюга, как сюда занесло? Неужели своим длинным носом почуял запах крови?

― Если бы, Семёныч. Я же в соседнем доме живу, с работы возвращался. Да ты знаешь. Жаль, опоздал. Пока подбежал, ваши тут уже всё обнесли и даже не дали на камеру поснимать.

― Иди домой, Саш! Ничего тут особенного нет ― опять очередные бандитские разборки. Ты же вроде в модном журнале работаешь ― девчонки, супермини и всё такое. Что тебе тут делать?

― Да уж, ты прав ― ничего стоящего. Ладно, пора, мама заждалась. Заходи к нам в выходные, я дома буду, статью готовлю. Тоже мне, друг детства, почти год не виделись…

― Спасибо, правда, некогда, замотался. Ну, забегу как-нибудь, маме ― привет! Когда жену в дом приведёшь? Ирина Петровна, наверное, уже заждалась внуков? ― он привычно засмеялся, зная, что это меня смутит и заставит побыстрее уйти от доставших вопросов. Ну да, мне ― скоро тридцать, а я всё так никого и не нашёл. Удивительно для парня с горбом, верно? Задолбали, благодетели…

Я быстро возвращался к дому, чувствуя, как плотные ледяные струи затекают за воротник куртки и холодят спину, отскакивая от прижатых к ней тонких кожаных крыльев. Скользких как латекс. В детстве я стыдился уродливой выпуклой спины, над которой посмеивались ребята, обзывая меня «горбуном» и «чудищем». Сколько я плакал у мамы на руках, уговаривая ее отвезти меня в больницу и навсегда отрезать проклятый «довесок». А она почему-то улыбалась и говорила:

«Это не горб, Сашенька, это твоя сила зреет, потерпи пару лет, сам увидишь».

Я ей верил и мечтал, что там растут мои крылья, моё будущее. И она была права. Только ждать этого пришлось гораздо дольше. Поэтому до сих пор в нашем доме хозяйничает мама, а не красавица-жена.

Но, наконец, настал день, который трудно забыть. Как же мне было страшно! Гораздо хуже, чем когда в школе на меня напали старшеклассники и избили просто ради забавы. Или когда за спиной, нагло ухмыляясь в лицо, шушукались однокурсники. И ещё много раз за годы, полные отчаяния и унижения, и всё из-за него. Проклятого горба.

И когда однажды кожа на спине вдруг внезапно стало сухой и хрупкой, а потом от малейшего движения осыпалась крошками на пол, обнажив тонкие, скомканные и мягкие, чуть толще обычных пакетов, с которыми мы играли в детстве, кожаные пластины на узких суставчатых костях ― я смотрел на себя в зеркало и плакал.

«Вот это ― крылья? ― спрашивал сам себя, ― убожество, как у летучей мыши, только размером чуть больше, и поднять они, наверное, смогут только её». Это был шок, разбитые в дребезги ожидания и мечты. Хорошо, что мамы всю неделю не было дома. Она не должна была увидеть то, что я тогда собирался с собой сделать…

Не помню, как вылез на крышу высотки, где мы жили, и сел, закрыв лицо руками. Был вечер, лето. Не так просто решиться закончить всё разом. Я сидел и слушал, как шумит ветер, как он треплет мои волосы, как расправляет и сушит тонкие кожаные крылья, не способные меня удержать. Мне было двадцать, говорят, в таком возрасте ― вся жизнь впереди. Только вот зачем мне такая жизнь?

Я тяжело дышал и думал о маме: какую боль причинит ей моя трусость. Как она будет жить без меня, без такой слабой и никчёмной, но всё-таки ― опоры. «Нет, не могу сделать это с ней… Не брошу её один на один с этим ужасом. Я сильнее, столько лет терпел, переживу и ещё сколько потребуется». Подняв заплаканные глаза, посмотрел в усыпанное звёздами небо, в эту бездонную даль, что прекрасно обходилась и без меня, но так всегда к себе манила…