Роберт Силверберг: Избранные произведения. II том

Правда, на горе появилось несколько дорог. У подножия я остановил машину, чтобы определиться, какая дорога верная, затем проехал две трети пути к вершине, до хижины отшельника в елово-ореховом лесу (сейчас она служит приютом восходителям). Там я простился с шофером, сказав, что остаток пути одолею пешком. Он как-то странно на меня посмотрел — наверное, для покорения вершины мне следовало иначе одеться и запастись специальными снастями.

Когда машина скрылась с глаз, я сбросил человеческую личину и опять сделался выше самого высокого дерева в мире, и обзавелся привычными крыльями с черными как смоль перьями, и вознесся в ту сферу, где воздух прозрачен и сладок и где некогда сидел на троне Зевс.

Ни трона, ни Зевса.

В войне богов моим кузенам Оту и Эфиальту пришлось обрушить гору Пелион на вершину горы Оссы, чтобы взобраться на Олимп, но они там не удержались. Я же на этот раз беспрепятственно поднялся на заиндевелый пик и стоял там, гоняя пышные облачные руна, готовый к битве, но никто не бросил мне вызов.

— Зевс?! Зевс?!

Да, однажды я уже побывал здесь. В тот раз уста мои исторгали грозный драконий рык, очи излучали горгоний свет, и божки из шайки Зевса разбегались, обмочившись от страха. Он расстрелял меня крупнокалиберными молниями, обратил в пепел, растоптал в пыль, а то, что осталось, утопил в толще скал под огнедышащей Этной, велев божественному ремесленнику Гефесту придавить меня мастерской со всеми инструментами, и я пролежал пятьдесят тысяч лет, кляня своего врага и обещая восстать из праха и отомстить.

И вот я восстал и требую реванша. Этна изрыгает огненные реки на прекрасные сицилийские долины, а я вновь на свободе. Но где же мой недруг?

— Зевс! — кричу я в пустоту.

Я позвал на пробу Христа — интересно же, что это за новая метла. Он тоже не ответил. Олимп по-прежнему великолепен, но никто из богов им больше не пользуется.

Пришлось слететь к приюту альпинистов и вновь обернуться поджарым, высоколобым и длинноносым американским туристом. Кажется, три спортсмена-ходока стали невольными свидетелями моей метаморфозы. Во всяком случае, когда я подошел к ним, они стояли с выпученными глазами и отпавшими челюстями — мой облик почище взгляда Медузы заставил их окаменеть.

— Привет, ребята, — поздоровался я, — Денек-то, а?!

А они молчат и таращатся. Я спустился ельником в глубокую долину и там, как заправский проголодавшийся смертный, заказал в ресторанчике долму, жареную кефаль и мусаку и залил все это несколькими литрами рецины. А потом, как неутомимейший из смертных, прошагал через полстраны до Афин. Шел я много дней и отдыхал лишь два-три часа еженощно. На тело грех было жаловаться — крепкое оказалось, я ведь его не больно-то берег. Долгая выдалась прогулка. Все дело в том, что до меня уже доходило: спешить-то больше некуда. А значит, можно полюбоваться красотами.

Афины — кошмар наяву. Царство Гадеса, поднявшееся на поверхность земли. Шум, толчея, вездесущее запустение, неописуемое уродство, убожество, ветхость и такое плотное зловоние, что можно ногтем процарапать на нем свои инициалы. Если, конечно, у вас имеются ногти и инициалы.

Я уже понимал, что вряд ли найду в этом городе кого-нибудь из пантеона. Ни один бог в здравом рассудке не провел бы там и десяти минут. Но Афины — это город Афины, а она, как известно, богиня знаний, и я не оставлял надежды разведать, как, когда и при каких обстоятельствах всемогущие греческие божества перешли в разряд мифологических и где можно их найти, по крайней мере одного из них.

Я рыскал по улицам из кошмаров. Куда ни глянь — пыль, песок и бетонные блоки, и ржавые металлические балки без всякого смысла валяются на обочинах дорог, и стоят обветшалые дома. Транспортные средства суетливы и безжалостно стремительны (люди, как вы все-таки ошиблись, отказавшись от воловьих упряжек!). Невзрачные лавчонки с дрянными и дешевыми товарами. Полчища тощих длинноногих кошек — каждая сочла своим долгом зашипеть на меня. Я тоже шипел в ответ. Мы с ними понимали друг друга.

В центре всего этого убожества и кутерьмы, на вершине холма» стоят древние мраморные храмы. Место носит имя Акрополь, в городе оно самое высокое и самое священное.

Храмы недурны по сравнению с другими постройками смертных, но содержатся в ужасном небрежении: повсюду валяются колонны, выветривание превратило изящных кариатид в бесформенные пятна. Люди, да разве можно так наплевательски относиться к лучшим творением ваших же рук? Не пойму я вас, хоть убейте.