— Наконец-то, — усмехнулся Кросс. — Я уже начал подумывать, не повернуть ли… — Он замолчал, поскольку Веттнер открыл дверь.
Из двери вырвался в коридор поток яркого света. Внутри было большое помещение, заполненное странными аппаратами, пучками серебряных трубок, паутиной проводов, и все это было покрыто пылью. Однако, не это привело в изумление четырех человек. Они уставились на девушку.
Девушка лежала на столе из черного камня, на обоих концах которого была блестящая медная спираль, странно лишенная пыли или коррозии. И вокруг девушки было мерцание, слабое, прозрачное, золотистое облако, кокон какой-то энергии!
— Дочь Коура! — прошептал Веттнер, входя в лабораторию. — Через триста лет!
Со страхом, смешанным с каким-то благоговением, все четверо столпились вокруг черного стола. Вблизи девушка была еще более потрясающей. Старомодная одежда свободно прикрывала ее великолепное тело, темные волосы, казалось, плавали в золотом облаке. Однако, ученых поразило, в первую очередь, ее лицо. Рот был искажен и открыт в беззвучном крике ужаса, глаза расширились от страха, лоб сморщился в выражении неимоверного отчаяния. Кросс протянул руку, чтобы коснуться ее, и пальцы его уперлись в невидимый барьер.
— О, Боже! — Фром вытер пот со своего тройного подбородка. — Что… что это?
— Какая-то странная форма бальзамирования, — пробормотал Бронсон. — Смотрите!
ОН СХВАТИЛ с соседнего инструментального столика тонкий лист металла, покрытый аккуратными буквами.
— Это записка! — Веттнер взял у него лист и стал читать вслух:
«Перед вами моя дочь Анна, которую вы, несомненно, узнали по портрету в библиотеке. Она — объект моего великого эксперимента. Едва ли нужно объяснять, что я предпочел бы провести этот опыт над кем-нибудь другим, но какие бы деньги я ни предлагал, все только смеялись надо мной и называли меня безумцем.
Наверное, я и был безумен, раз сделал такое. Но опухоль в моем мозге оставляла мне слишком мало времени, мне становилось хуже с каждым днем, и я понимал, что если не стану действовать решительно, то могу не успеть провести этот эксперимент. На острове была лишь моя дочь Анна, и я решил пожертвовать ею во имя будущего науки. Проведя ее в лабораторию, я спросил, согласна ли она на эксперимент.
Она говорила со мной мягко, как с сумасшедшим, и ответила, что я слишком многого хочу, требуя, чтобы она навеки рассталась со своим любимым Ральфом Хинтоном. Мысль, что она поставила своего возлюбленного выше меня, своего отца, и даже выше научного прогресса, внезапно наполнила меня безрассудной яростью.
Я швырнул ее на стол и повернул выключатель.
В страхе она закричала, зовя Ральфа, но слова застыли у нее на губах, так как ее уже окутало облако. Ужасное преступление было совершено.
Полный отчет о моих экспериментах вы найдете в лабораторном журнале. Однако, позвольте лишь кратко сказать, что золотистое облако — это электронная материя, то есть промежуточное состояние между чистой энергией фотонов и таким веществом, как камень или железо.
Она создала непроницаемый экран, через который не могут проникнуть ни бактерии, ни любые другие формы жизни, ни даже электромагнитные колебания. Даже световые лучи не могут проникнуть через него. То, что вы видите, всего лишь застывшее в воздухе отражение. Приливная электростанция на берегу дает достаточно тока, чтобы питать этот экран.
Живя в будущем, вы, несомненно, знакомы с постулатом, что время зависит от массы, точнее, время зависит от скорости движения, а она невозможна без массы. Таким образом, если бы Вселенная была абсолютно пустой, то и время было бы абсолютным. В течение трехсот лет моя дочь будет находиться в абсолютном времени, защищенная стеной электронной материи. В состоянии стасиса, свободная от нашего относительного времени.
И ужас, который она испытала триста лет назад, остается неизменным. Для нее не прошло даже мельчайшей доли секунды. Хотя ее жених, ее друзья, как и я сам, давно обратились в прах, для нее все еще длится тот миг ночью двадцать первого ноября 1940-го года, когда я повернул выключатель. Вы можете выключить его. Это черный выключатель возле правой спирали. И я умоляю вас бережно отнестись к моей дочери.
Алексис Коур».
Когда Веттнер закончил читать, его компаньоны долгий миг стояли, затаив дыхание.
— Живая! — пробормотал Бронсон, дергая себя за бороду. — Но как она может оставаться живой после стольких лет?
Читать дальше