Сергей Фомичёв: Марсианская крыса

– Это так, – согласился врач, окинув взглядом пачки банкнот. – Пластическая хирургия?

– Не угадали, – улыбнулся Никитин. – Трансплантация.

– Вот как? – доктор ещё раз посмотрел на пачки долларов, но уже с сомнением. На серьёзную операцию суммы явно не хватало, а за чем-то попроще не было смысла лететь на далёкий остров. – И что будем пересаживать?

– Аппендикс.

– Шутите?

– Ничуть. Вы пересадите мне аппендикс и получите восемьдесят тысяч. Операция несложная, так что думаю, мы сговоримся.

Доктор ещё некоторое время изучал клиента и, в конце концов, пришёл к мнению, что тот вполне серьёзен.

– Всё же не вижу смысла, – произнёс он задумчиво. – Нет, чисто гипотетически можно предположить пару версий. Аппендикс по некоторым новейшим данным, регулирует иммунную систему человека, по крайней мере, влияет на неё. Но даже если эта гипотеза верна, в чём у меня лично имеются серьёзные основания сомневаться, но допустим, то пересадка органа всё равно ничего вам не прибавит.

Выдвинув витиеватый тезис, доктор победоносно посмотрел на клиента.

– Отчего же? – поощрил продолжение Никитин.

– Чтобы трансплантат не отторгался организмом, вы вынуждены будете употреблять иммунодепрессанты, а значит подавлять тот самый иммунитет, который желаете культивировать, – заключил доктор. – Таким образом, игра не стоит свеч. Не говоря уж о риске, пусть и минимальном, от самой операции и риске куда большем от обладания аппендиксом. Перитонит, знаете ли, никто не отменял.

– Превосходно! – оценил мысль собеседника Никитин. – Но вы упустили ещё одну гипотезу, доктор. Мотив, если можно так выразиться, психологического свойства.

– Вот как?

– Да. Скажем, таким образом, я врачую комплекс неполноценности. Знаете, неприятно чувствовать себя ущербным. Без полного комплекта органов, так сказать.

– И все зубы у вас на месте? – усомнился во встречной версии доктор.

Никитин широко улыбнулся, показав комплект превосходных зубов. Но улыбка вовсе не избавила хозяина кабинета от сомнений.

– Признаюсь, вы сумели меня озадачить, – он повертел пальцами ручку и вернул её на место. – Теоретически мы можем пересаживать всё что угодно. За исключением, конечно, головного мозга. Но на практике дело ограничивается двумя десятками позиций. Понимаете, в цивилизованном мире считается неэтичным трансплантировать органы, которые не являются жизненно важными.

– Поэтому я и выбрал вашу клинику и ваш остров. Ведь вы этим занимаетесь, правда? Или мне дали неверный адрес?

– Иногда, – доктор потёр подбородок, затем решился. – Что ж, ваших денег вполне хватит на операцию. И я готов за неё взяться. Остаётся решить вопрос с донором. Нет, это конечно не сердце и даже не почка и любой из островитян согласится расстаться с ненужным отростком за скромную сумму. И всё же потребуется время и дополнительные расходы.

– Времени у меня нет, – отрезал Никитин. – Я рассчитываю успеть до кубинского самолёта. Но всё остальное пусть вас не беспокоит, доктор. Материал для пересадки у меня с собой.

– С собой, – кивнул тот растерянно.

– Да, – Никитин выложил на стол контейнер. – И ещё. Иммунодепрессанты нам не потребуются.

– Нет?

– Не потребуются, – подтвердил Никитин. – Все нужные бумаги с отказом от ваших медикаментов я подпишу. Так что никакие претензии вам не грозят. Да их и не будет, вы уж поверьте.

Доктор сдался. Он лишь заглянул в контейнер, но даже не стал расспрашивать, что за чудодейственная среда использована для хранения трансплантата.

– Тогда не будем терять время и приступим к осмотру, – он показал на ширму. – Прошу.

– У вас тут портрет Че Гевары, – заметил раздеваясь Никитин. – Увлекаетесь или так просто?

– Он врач, – ответил доктор. – Впрочем, точно такой же портрет висит в кабинете начальника местной тюрьмы.

– У команданте было много профессий, – согласился Никитин.

Исполосованный шрамами живот клиента в очередной раз поставил врача в тупик.

– Вы что же, каждый год пересаживаете себе новый аппендикс?

– Вроде того, – ухмыльнулся Никитин. – Добавьте ещё один шрам, доктор, и мы разбежимся довольные друг другом.

– Ну, уж нет, обойдёмся без эдакого варварства.

***

Алёнка грустила. Тут ведь дело простое. Не нужно быть Нострадамусом или сказочным Мерлином, чтобы прочитать по звёздам или в пламени свечи её будущее. Такового у неё попросту не было, как ни выискивай на ночном небе нужную искорку, как ни всматривайся в пляску огня. Ничего. Ни единого просвета, никаких шансов. Сплошная тоска – долгая, тягучая, а в конце, скорее всего, одиночество. Денис всё чаще засматривался на девиц и, даже двигая по тротуару её инвалидное кресло, задерживал взгляд на обтянутых джинсами попках, на оттопыренных кофточках, на красивых мордашках.