Мария Фомальгаут - Сюита для скрипофона

Что-то бестелесное пожимает мою руку, крепко, сильно, сердечно…

– Ну что… асфальт дробить умеем?

Честно отвечаю:

– Нет.

– Это хорошо, что честно сказал… а то прискачет такой орел, я и то могу, и это могу, а как до работы пойдет, так и хвост поджимает…

Молчу.

– Чего скис-то… научим, не впервой.

Догадываюсь:

– Это отбойным молотком стучать?

– Им самым, дыр-дыр-дыр, дыр-дыр-дыр…

– Голова заболит…

– А ты как хотел, на работе всегда голова болит… голова не болела бы, так не платили бы столько.

Наконец, спрашиваю:

– Сколько?

Дядька называет сумму.

– Вау…

– А ты чего хотел, хозяин у нас щедрый, не чета некоторым… Ну пошли…

Идем в рассветный туман, где-то пробивается сонное чириканье, гулкое мм-у-у-у-у, где-то шуршат шины.

– Ну что… вот здесь долбить будем.

Дядька идет к полотну шоссе, ставит знак дорожных работ.

– Ну давай… вот так молоток держишь… теперь долби… давай… потихонечку… да чего ты боишься его, не сожрет он тебя, чего ты в самом деле?

Хочу отшутиться, а вдруг сожрет, не отшучиваюсь.

Голову пронзает грохот молотка, спрашиваю себя, почему у дятла голова не болит…

Палит солнце.

Клубится пыль по дороге.

– Устал?

– Есть маленько.

– А то давай отдохнём. Время есть еще.

– Сколько?

– Да вся жизнь.

– Я серьезно.

– И я серьезно. Куда торопиться-то…

Вечереет.

Смотрю на дорогу, вернее, на то, что от неё осталось, глубокий поперечный провал делит дорогу надвое.

– Это зачем? Трубу будем прокладывать?

– Увидишь… отдыхай пока…

Отдыхаю пока. Смотрю на вереницу машин, которые так и стоят, так и ждут незнамо чего. Не нравится мне, как они на меня смотрят, не нравится, отворачиваюсь, ухожу к холмам, с вершин которых видны окрестности, хоть посмотрю, где мы находимся, пока туман не выпал…

Оглядываюсь.

Не верю себе, с ума я сошел, что ли…

Очень похоже.

Нет, не сошел с ума, всё так и есть, длинное шоссе, замкнутое в кольцо, вереница машин, насколько хватает глаз, и вдоль дороги – города, города, города, сходу и не поймешь, то ли это разные города, то ли один и тот же город. Нет, вроде один и тот же, начинается на самом горизонте, поднимается из пепла, растет – и снова падает, разрушенный войной.

– Любуешься?

– Это чего?

– Кольцевая, чего… замкнулась, вишь…

– Вижу.

– Вот так и крутятся… Свергнут кого, потом опять поставят, только-только города отстроят, и опять по новой бомбы на город бросать…

Молчу. Не верю. Не понимаю.

– Отдохнул?

– Вроде да.

– Вот и молодца, давай дальше работать.

Спрашиваю еще раз:

– Трубу прокладывать будем?

– Да нет, тут не трубу, тут другое…

Спускаемся с холма, уже почти темнеет, светлой остается только дорога в сиянии фар.

Ждут автомобили.

Ждут люди за рулем.

Ждут.

– Ну, давай… хватайся с той стороны.

Дядька хватается за край шоссе. Хватаюсь за асфальт, не понимаю, что мы будем делать.

– Тяни… потихонечку.

Тяну – дорога поддается удивительно легко, несу её, как легкую скатерть, сам пугаюсь этой легкости.

– Ты тише там, не урони… выпустишь, не поймаешь потом…

– Держу, держу.

– Все вы так говорите, а потом как отпустит, потом ищи-свищи…

Не отпускаю. Тяну полотно шоссе дальше и дальше в темноту ночи.

Чуть погодя понимаю, что дорога кажется легкой только сначала, – чем дальше, тем труднее волочить, останавливаюсь, перевожу дух, дядька терпеливо ждет меня, приговаривает что-то, что легче бы без остановок дойти…

Хочу спросить, до чего дойти, тут же вижу, отрезок дороги далеко впереди, шоссе уходит вдаль, к парящим в небе мегаполисам на горизонте, к чему-то легкому, полупрозрачному, космическому…

– Вот туда и тащим… это продолжение дороги нашей, – кивает дядька.

– Понял… а… а кто нашу дорогу замкнул?

– А черт его знает…

– Может, сама?

– Может… ну давай… присоединяй осторожно…

– Пришить, может? Или еще чем скрепить?

– Не боись, сама прирастет… вот так…

Прикладываю дорогу, смотрю, как она притягивается к полотну будущего.

– Ну, вот теперь…

Дядька не договаривает, слышу оглушительный вой сирен, как кажется – со всех сторон.

– Началось, – шепчет дядька, добавляет несколько слов, которые говорить нельзя.

– Что началось?

– Да что, известно что… – дядька отчаянно машет рукой все еще неподвижным машинам, – э-э-эй, сюда давайте! Живо! Путь открыт, м-м-мать вашу!