Борис Георгиев - Жнец. Швец. Игрец

– Это ты хорошо сказал. И риф так называется, и надежда – дело хорошее. За надежду.

Жнец выцедил то, что было в стаканчике, подышал. Зубы свело, язык будто деревянный. Он с закрытыми глазами подождал, пока разлилось по животу тепло и кровь мягко толкнулась в темя. Открыл глаза. Свет Альраи, казалось, стал мягче. Утренний свет. Море, запах водорослей. Надежда?

– Знаешь, почему я так назвал риф? – спросил Жнец. – Так звали одну женщину. Я был с ней знаком раньше.

Слова из памяти Ноя лились свободно, Жнец решил этому не мешать. Покойнику от покойника скрывать нечего.

– Ты закусил бы, – посоветовал Спиро. – Надежда? Не слыхал, что есть такое женское имя – Надежда.

– Его и нет, такого имени. На самом деле оно звучит так, – и Жнец произнёс по-русски: «Надежда».

– Красивое имя. Ты говоришь, «был знаком». Она… жива?

– Не знаю, наверное. С чего бы ей умирать? Давай-ка ещё по одной.

– Давай, – охотно согласился Спиро. Не глядя передал бутылку, после, выждав сколько нужно, протянул руку. Заполучив бренди обратно, сказал:

– А моя умерла. Давно. Её звали Электрой. За надежду – это хороший тост. Хорошая штука – надежда. И «Надиежьда» красивое имя. Ты извини, Боб, думал я про тебя плохо. Наслушался всякой дряни, что про тебя болтали, а теперь вижу – зря. Хороший ты человек, Боб. Я немножко разбираюсь в людях, уж поверь, как-нибудь, а разбираюсь. Сразу вижу, если человек так себе, с гнильцой. Плохой человек никогда не назовёт риф женским именем, если не знает, что с той женщиной стало. Надежда – прекрасная штука, сынок, и тост ты предложил хороший. Нельзя терять надежду. Вот я, например, знаю, что найду сына. Он жив, я знаю, что бы ни врали всякие…

– Давай выпьем за сыновей, – перебил Жнец. Почему-то решил, что старик станет расспрашивать про Счастливчика Боба. Говорить об этом не хотелось. Покойнику с покойником незачем болтать о покойниках. Счастливчик Боб теперь легенда, кто попало так себя называет. Это очень удобно для контрабандистов и браконьеров – когда вдоль побережья шатается три десятка счастливчиков. Поди разбери тогда, кто в чём на самом деле замешан. «Подумать, так я тоже счастливчик, и даже больше прочих, потому что зовут меня Роберт, – подумал Жнец. – Роберт Корк. Роберт, Боб и как-то ещё».

– Давай, – сказал Спиро. – За сыновей.

Голос его заметно дрогнул.

Жнец неторопливо, мелкими глотками выпил. Потянул носом воздух, заметил – жарко. Старик стёкла боковые опускать запретил, сказал – не люблю, когда сквозит в уши. А неплохо было бы. Только не уши, а ветру лицо подставить. Он ладонью провёл по обритому наголо затылку. Колется. Плевать. На всё теперь наплевать, недолго осталось. Три десятка лысых счастливчиков, один к одному. Может, и вправду какой-то блудный паршивец приходится старику сыном.

– …в это не верю, – твердил Спиро, глядя поверх руля, над водной гладью, туда, где сквозь облачную жёлтую плёнку проглядывала тонкая чёрта берега, словно бы над водою парила. – Ираклию всегда везло. Не зря же здесь его назвали Счастливчиком.

– Это точно, – подтвердил Жнец. Ответил так, потому что уж кто-кто, а Ной точно знал, за что того типа прозвали Счастливчиком. Ни до, ни после никому не удавалось увидеть жёлтый гейзер и вернуться. Счастливчик, ничего не скажешь. Видел он на самом деле жёлтый гейзер или нет, Ной знать не мог – парень был без сознания, бредил. Помер через трое суток от лучевой болезни, труп Ной сбросил за борт – подальше, с балластом. Денег от продажи жёлтой пемзы, которой была набита потрёпанная штормом калоша Счастливчика, хватило на то, чтобы начать возню с рифом, но и только, остальное – гешефты Быстрицкого и ещё одного красавца из каторжного начальства. Тот влез в авантюру, желая дорваться до жёлтого гейзера и всерьёз к нему присосаться. Ной не разубеждал. Пусть начальство думает, что жёлтый гейзер существует, под это дело можно потихоньку строить риф. Но теперь-то он точно знал: гейзер – не сказки. Верс арзис, подсказала головоногая память. Проклятое место. Если добраться до него, на всё хватит. Поднять кораллитовый риф. В чаше долины, в обнажившихся донных отложениях насадить сады. Ил плодороден. Там у нас будет пресноводное озеро, а по берегу – рощи.

– Пальмовые рощи, – говорил Жнец, не замечая, что мечтает вслух; личности Ноя дал полную свободу, это было невыразимо приятно. – Ветер их потреплет, конечно, будет гнуть как луки, но в тёмное время или при свете Боза их листья…

– Вот, значит, зачем ты сиднем сидишь на «Ковчеге». – Спиро кивал с пониманием. – Хорошее дело. Только не верится мне, что вертухаи дадут вам свободно распоряжаться. Узнают – сразу наложат лапу.