Владимир Саморядов: Замороченный лес. фантастический роман

Трубы духового оркестра гнусаво выли какую-то ересь. Вообще-то у директора чумской музыкальной школы, дирижирующего оркестром, эти звуки называлось музыкой, но на сторонний слух ЭТО больше всего походило на брачные призывы африканских слонов – трубная, разноголосая какофония. Что поделать, оркестр практиковался только на всевозможных похоронах, а у убитых горем родственников усопших любой траурный подвыв не вызывал нареканий. Однако, стоявший на трибуне жирнощекий глава районной администрации неприязненно морщился – гибрид траурного и бравурного марша его не вдохновлял. Остальные ничего, глотали предложенную им музыкальную композицию и старались разглядеть в стоящем на ступеньках дворца культуры оркестре знакомые лица.

Чтобы первомайская демонстрация показалась массовой и политически зрелой, к ней привлекли школьников старших классов. Если бы не эта своеобычная принудиловка, городские шишки слушали бы слоновью музыку в одиночестве, что, как вы понимаете, несолидно. А так все выходило правильно, и можно было потом отчитаться в вышестоящие инстанции о проведенном митинге, получить поощрение и поделиться головной болью от музыки со всеми прочими.

Не смотря на угрозы со стороны учителей и военкомата, половина школьников на демонстрацию не пришла: осталась дома, уехала к родственникам или отправилась на природу – погода больше всего благоприятствовала этому способу времяпровождения.

Не был исключением и Виктор Рискин по прозвищу Страус, хотя уж ему, примерному ученику и «ботанику», пропускать такие полезные мероприятия не рекомендовалось – будут потом смотреть скорбным взглядом, удрученно покачивая головой: «И ты туда же». Другое дело – Миша Морячкин по кличке Шнурок, ему что в лоб, что по лбу.… После сдачи выпускных экзаменов Мишу должны были замести в армию, и он использовал оставшиеся месяцы по полной программе, чтобы всласть вкусить взрослой жизни. Мишина подружка Оксана липко прижималась к его боку, томно заглядывая в глаза.

Трое молодых людей решили воспользоваться выходным днем и теплой погодой, чтобы посетить недалекий лес, устроить себе пикник, и вообще отдохнуть от серого быта.

Долговязый Страус повесил за спину объемистый станковый рюкзак «Ермак», и теперь его мотало из стороны в сторону. Миша же и Оксана шли почти налегке и беззаботно смеялись.

– Страус, а Страус, – прикалывался облаченный в дорогой «найковский» спортивный костюм Миша, – зачем тебе парашют? Ты же по земле с трудом передвигаешься, думаешь, по воздуху легче будет?

– Страус, – вторила ему Оксана, – ты электронный микроскоп с собой случайно не захватил? Мошек и букашек там всяких рассматривать. Скажи-ка, Страус, ты, наверное, с девочками никогда не целовался? Не целовался?

– Целовался, – соврал Страус.

– Он с мошками целовался, – смеясь предположил Миша. Но Страус не отвечал, угрюмо думая о чем-то своем.

Так, поддевая малоразговорчивого Страуса, ребята шли по узким, извилистым улицам Чумска, больше похожим на захудалую деревню, между домов, хат и давно не крашеных заборов, разгоняя пасущуюся здесь же домашнюю птицу. На одном из перекрестков, возле кустов сирени перед чьим-то забором их поджидали еще двое ребят – облаченный в необычный прикид: широкие камуфляжные штаны, цветастый пуловер и панаму, хипхопер Шурик, по прозвищу Продиджи, и его подружка, тихоня Юля. Кроме двух больших рюкзаков Шурик и Юля взяли с собой гитару, чтобы пикник в лесу показался более полным.

– Привет, Продиджи, – весело поздоровался Миша. Ты видишь, какой парашют Страус взял?

– У меня не меньше, – ответил Шурик, взваливая на плечи огромный рюкзак, казавшийся даже больше него самого. – По этой улице не пойдем. Там Клавдия ходит, выпасает тех, кто на митинг не пошел.

Сам Продиджи был росточка маленького, вида неказистого, но языкатым, как вся Государственная дума, и слыл редкостным оригиналом. С пояса его камуфлированных штанов, озадачивая добропорядочных граждан, на манер аксельбанта свисала стальная цепочка, возможно, снятая с бачка унитаза. Вся его тоже камуфлированная панама была увешана пионерскими, комсомольскими и октябрятскими значками, среди которых уверенно себя чувствовал синий слоган: «ЛДПР». Зато молчаливая Юля, совсем не пользующая косметикой, была похожа на его невнятную тень.