Дмитрий Казаков - Черное знамя

«Планы у него наполеоновские, наличие в министерстве отдела высшего образования его не смущает, – подумал Олег. – Но зачем он мне все это говорит? Неужели это он попросил Паука перевести меня сюда, для начала – на скромную должность в специальном секторе, а как оклемаюсь – на пост повыше?»

Нет, маловероятно, скорее подозревает во мне соглядатая Штилера, и спешит расписаться в благонадежности.

Интересно, насколько искренне отставной генерал принял идеологию Вечной Империи? Учитывая геополитические воззрения Снесарева, он мог быть идейным сторонником ПНР, но мог работать на режим и из шкурных, карьерных соображений.

Или, скорее всего, все просто началось с жажды реванша, желания сбросить ярмо позорного мира, вернуть величие стране, растоптанной и униженной в шестнадцатом году. Многие в конце двадцатых поддержали ПНР и Огневского только потому, что тот обещал, просто орал о том, что Россия вновь будет могучей, а подписанные в Амстердаме бумаги окажутся разорваны и выкинуты на свалку истории…

Может быть, поверил этим речам и Снесарев.

Поверил, пошел за евразийцами, и вот, высоко взлетел…

Не молод, конечно, директор «Наследия», но опытен и силен, Артюхину, начальнику отдела высшего образования, стоило бы насторожиться. Не успеет моргнуть и глазом, как окажется без полномочий, без бюджета и сотрудников, короче говоря, без власти, главой фиктивного подразделения.

Такое в подковерной бюрократической борьбе, что царит в Вечной Империи, происходило не раз.

– Далеко не все еще понимают, что освободив свое мышление и мироощущение от давящих его западных шор, мы должны внутри себя, в сокровищнице национальной русской духовной стихии, черпать элементы для укрепления и развития мировоззрения, и в этом же духе воспитывать нашу молодежь…

Прямо под портретом вождя на стене висела карта Евразии – границы государств на ней соответствовали, насколько мог судить Олег, тридцать шестому году, окончанию прошлой войны. Северный Китай до Хуанхэ и окрестности Проливов еще не являются территорией империи, но Иран, Галиция и Маньчжурия заштрихованы так же, как окрестности Москвы или Новониколаевска.

– Стоит также рассматривать и внешнеполитические аспекты нашей деятельности, – Снесарев, похоже, увлекся, даже не заметил, что собеседник слушает его не очень внимательно. – Наука братских народов, присоединившихся к евразийской идее, нуждается в направляющем воздействии, так что филиалы «Наследия» скоро появятся в Пекине и Белграде, в Софии и Стамбуле…

При упоминании столицы Турции Олег вздрогнул, ощутил нарастающее раздражение – сколько можно, он давно вышел из студенческого возраста, и вовсе не желает выслушивать такие вот длинные лекции.

Или директор «Наследия» пытается «перевербовать» нового сотрудника, обрабатывает, хочет обратить в свою веру?

– И последнее, по списку, но никак не по значимости – необходимо также сделать нашу деятельность менее умозрительной. Евразийству свойственно стремление сблизить науку с практикой, сочетать ее с производственным процессом, который в нашем случае понимается как исторический синтез на территориях того исполинского континента, что предоставлен нам Всевышним…

Похоже на цитату, да, из работы Алексеева «Духовные предпосылки Евразийской культуры».

Олег напрягся, вспоминая – он читал этот текст лет десять назад, но помнил его наизусть. Нет, не цитата, компиляция из нескольких расположенных по соседству фраз, умелая интерпретация и развитие чужих мыслей.

Интересно, что сам Николай Алексеев, один из основателей партии, ставший недавно директором Московской Высшей партийной школы, думает о том, как воплощают в жизнь его учение? Нравятся ему «практические выводы» в виде русских войск, что «моют сапоги» в Эгейском море и Индийском океане?

Мысль показалась неуютной, в этом направлении Олег раньше почему-то никогда не задумывался – да, есть основоположники, предтечи движения, их нужно уважать и почитать, но строить государство, решать земные, вовсе не философские проблемы предстоит другим, людям дела, таким как Штилер, Хан или Огневский.

Из тех, кто весной двадцатого года участвовал в учредительном собрании новой, тогда никому не известной партии, более-менее на виду остался только Савицкий, вождь идеологии империи, возглавляющий соответствующий отдел в ПНР, но и он – фигура второстепенная, и власти у него не особенно много.