Жозеф Рони-старший - Звездоплаватели (авторский сборник)

— И сейчас?

— Конечно, — кивнул я. — Здесь, в саду, их немало.

— Укажите, где именно.

Я постарался как можно точнее описать ближайших пластунов, одного на лужайке, а другого на живой изгороди, а также парочку летунов, стремительно промелькнувших мимо.

— Их везде одинаково много?

— Эти существа не делают различий между городом и сельской местностью: по-видимому, для них это не имеет значения. Правда, в домах обычно появляются более мелкие экземпляры. Думаю, им проще проникать сквозь деревянные двери.

— А сквозь камень, кирпич, железо или стекло?

— Они для них непроницаемы.

— Опишите мне самого крупного из тех, кого вы сейчас видите, — после недолгого раздумья неожиданно попросил Ван дер Хевен.

Я повертел головой и возле отдаленного дерева заметил почти квадратного десятиярдового пластуна. Медленные движения существа позволили мне тщательно рассмотреть его и, указав доктору, где находится предмет описания, я приступил к рассказу:

— Этот экземпляр можно назвать квадратным лишь условно, поскольку стороны не имеет правильных очертаний — он скорее напоминает гигантскую амебу с ее ложноножками. Тело пластуна незначительной толщины и какое-то выпукло-вогнутое с явными вздутиями и впадинами на поверхности. Его пересекают светящиеся линии, образующие два пучка — каждый со своим центром. Эти области пересечения у данного пластуна имеют форму эллипса, хотя встречаются спиралевидные, круглые, серповидные. Хотя движения существа замедленные, оно весьма активно: центры на удивление подвижны и пульсируют, все время изменяя размеры. Линии по мере удаления от центра бледнеют, а возле края превращаются в слабо мерцающие точки. Весь периметр волнообразно колеблется, что тоже говорит об активной деятельности. Но чем он занимается — я не понимаю. И вот еще одно любопытное явление. Кроме линий, собранных в пучки, имеются еще несколько, которые, извиваясь, свободно перемещаются по всему телу и, визуально, не влияют друг на друга: в местах случайного пересечения они не становятся ярче. Их цвет отличается от остальных, поскольку обладает каким-то металлическим отливом.

Пока я рассказывал, объект наблюдения медленно скрылся за кустами. Ван дер Хевен напряженно слушал, нахмурив брови. Когда я замолчал, он промокнул платком выступившую на висках испарину, встал и, не говоря ни слова, двинулся в глубину сада. Я остался за столом, понимая, что моему старшему другу сейчас как никогда требуется одиночество. Кода он вернулся, от недавней непроницаемости взгляда не осталось и следа: его глаза сверкали каким-то фанатическим огнем. Снова присев напротив меня, он произнес:

— Я потрясен вашим рассказом. За этот год вы ни разу не дали повода усомниться в своей искренности, и теперь у меня тоже вроде бы нет причин для сомнения…

— Но сомневаясь, вы сделаете свои опыты еще более плодотворными! — не смог сдержать я своего ликования.

Ван дер Хевен расслабленно откинулся на спинку стула и с мечтательной улыбкой проговорил:

— Ах, как это прекрасно! Я словно оказался в волшебной сказке, которую не в силах придумать беспомощное человеческое воображение! И все же в глубине души копошится червь сомнения…

Я рассмеялся.

— В наших силах избавиться от него! Терпение и труд — все перетрут!

И мы взялись за работу. К нам присоединился и старший сын Ван дер Хевена — молодой, но уже подающий надежды ученый, и спустя несколько недель у доктора исчезли последние сомнения. Многочисленные сложные опыты полностью подтвердили правдивость моих рассказов. Удалось, в частности, установить влияние пластунов на атмосферные явления Земли.

Благодаря умению ученых сопоставлять и классифицировать, удалось прояснилось многое из того, что в моих представлениях о пластунах казалось непонятным и нелогичным. Открытия следовали одно за другим. Четкая научная мысль явно приносила ощутимые результаты, а ведь еще столетие назад заявление, подобное моему, запросто отправило бы незадачливого наблюдателя на костер.

С того времени минуло уже пять лет. Мы ведем совместные исследования, и наши выводы вряд ли скоро смогут стать предметом открытой публикации. Мы взяли за принцип не торопиться с заключениями, поскольку сделанные нами открытия касаются фундаментальных наук. В этом случае особенно важно тщательное обоснование всех полученных доказательств — вплоть до казалось бы малозначимых деталей. Здесь нам помогает сам факт отсутствия конкуренции и то обстоятельство, что осталась далеко позади та грань, за которой уже нет места ни тщеславию, ни гордыне — только чистое наслаждение творчеством.