Александра Родсет - Дао водяных лилий. Сборник рассказов и миниатюр

– Правда – ничего нет, – попытался убедить их, зачем-то суетно разводя руками.

– Поищем, – предложил второй. Судя по интонации, его тоже достали эта жизнь, этот город и эта работа.

Они окружили меня, стали бить, и я уже начал прикидывать, как правильнее сложиться, чтобы защитить максимум себя хотя бы для опознания, когда прямо возле меня открылась дверь. Даже в тумане смога, сквозь запотевшие стёкла, я разглядел, что на человеке, который вмешался, не было респиратора, зато белел ровный воротничок католического священника.

– Сюда, сынок!

И я, уж не знаю, каким чудом, извернулся и попал в эту дверь.

Я вполз внутрь и сорвал респиратор. Вообще-то в церкви правилом хорошего тона считается респираторов не снимать – церковь организация некоммерческая, и пользоваться их воздухом на халяву не грешно разве что больным и неимущим, но в данный момент я себя чувствовал и тем, и другим. С чавканьем захлопнулся герметик.

– Вы их не боитесь, святой отец?

– Мне поздно, – он склонился надо мной, изучая тяжесть повреждений. Я потрогал языком разбитую губу:

– Выскакивать наружу без маски – тоже?.. – я сам не понял, что хотел сказать, но старик кивнул и улыбнулся.

– Тоже. Попробуй встать. Болит где-нибудь?

Болело везде, но я послушно поднялся, переступил, потянулся, вздохнул. Вроде не сломано ничего. Повезло.

– Повезло тебе, – эхом согласился священник. – Я случайно услышал. Тем входом редко кто пользуется.

– Тут есть другой?

– Разумеется. Выход прямо к метро. Сейчас обработаю тебе ссадины – и можешь идти домой. К жене, детям.

Представилась моя унылая квартирка без окон, под ложечкой заныло.

– Посиди тут. Аптечку принесу.

Когда священник ушёл, я осмотрелся. По всему потолку светилась голограмма, имитирущая высоченный купол собора. Выглядело натурально, я мысленно поздравил коллегу и даже потянулся потрогать – вдруг в самом деле пустота. Но пальцы наткнулись на скользкий, неприятный материал, из которого делают «окна». Обман. Даже тут – обман. Статуя Девы в голубом платье смотрела на меня с укоризной.

– Ну да, я никогда тут не был, – почему-то захотелось перед ней оправдаться. – А зачем? Просить я не привык, благодарить не за что. Раскаиваться мне особенно не в чем. Молиться я не умею, латыни не знаю, – я подошёл к деревянной оградке перед статуей, зачем-то встал на колени, опустил на оградку локти, ладони сложил перед лицом – словно спрятался. – Я даже не знаю, о чём тебя попросить. Со мной что-то не так. Но понимаешь, с миром вокруг вообще всё не так, и на фоне этого со мной-то всё в порядке. Понимаешь?

– Не хочется тебя прерывать, – сказали за моей спиной, – но тут скоро начнётся месса, мне надо успеть закончить с твоими царапинами.

– Конечно, святой отец. Да… спасибо, что спасли.

– Благодари Господа нашего, – улыбнулся старик. – На мессу останешься?

– Спасибо, святой отец, но… нет.

Интересно, дерево у оградки – настоящее?

Когда я вошёл домой, телефон разрывался. Я схватил трубку, сглатывая комок в горле:

– Да?

– Бенни! Бенни! – заорала трубка голосом Джеффа. – Бенни, я это сделал! Контракт наш, Бенни!

Руки вспотели так быстро, что аппарат чуть не выскользнул из рук.

– Парк аттракционов, Бенни! Далековато, правда, на отшибе, но из столицы можно добраться на метро, это самое главное. Куча халявного воздуха! Прорва денег! Правительство решило вложиться в социальную программу по сенсорной адаптации!

Я попытался переварить последнюю фразу и ощутил позыв к тошноте.

– Господи, Джефф, неужели это кому-то нужно?

– Это нужно детям, Бенни. До правительства это вдруг дошло.

Детям. Я попытался вспомнить, когда я последний раз видел детей.

Когда с завода привезли собранную Годзиллу, я ощутил гордость. Два месяца мы с Джеффом изучали материалы предшественников – всю доступную информацию обо всех аттракционах прошлого. Мы ездили на раскопки Диснейленда за раритетным, прекрасно сохранившимся костюмом Микки-Мауса, проектировали «русские горки», беззастенчиво монтируя голограмму водопада с водораспылителем, боролись с колесом обозрения, чтобы оно выглядело достаточно большим и в то же время не задевало купол. Всё упиралось в ресурсы, но мы извращались, как могли – парк, по замыслу, должен был ликвидировать недостаток зрительных, вкусовых, обонятельных, тактильных, звуковых ощущений. Сенсорный голод, леди и джентльмены, это настоящий бич нашего современного общества. Годзилла должна была мести хвостом, ходить и орать. И да, леди и джентльмены, она орала! Как она орала! В её рёве чувствовалось что-то по-настоящему первобытное, что-то такое, чего мне отчаянно не хватало в нынешнем мире. Я шутил, что если Годзилла сломается, я буду сам вместо неё реветь.