Вероника Батхан - Жил да был брадобрей. Рассказы

Притихшая девочка отпустила его руку. От ребенка пахло конфетами и сладким шампунем. С ума сойти – откуда сейчас шампунь? И хорошая такая малышка – ни капризов, ни слез… Нет, нельзя.

– Я кому сказал – убирайтесь!

Лицо женщины стало отчаянным, худые кулаки сжались:

– Я была старшим менеджером станции «Горьковская» и имела доступ ко всем служебным помещениям. У меня есть коды.

– Докажи!

– Дайте мне бумагу и ручку.

– Обойдешься, бумагу на тебя тратить, – Сим-Симыч протянул женщине обгорелую щепку лучины. Она отбросила назад длинные волосы, зажмурилась на секунду и уверенно стала рисовать на столешнице схему станции. Вестибюль, эскалаторы, платформа, депо, служебные помещения.

– Там, за вагонами склад. Три ряда дверей – на служебке, в депо и на складе. Без кода вы его не возьмете, только гранатами. А взрывы повредят «грелки» и оставшуюся там технику.

В задумчивости Сим-Симыч погладил щеку, унимая надоедливый тик – склад метро это не один десяток, а то и не одна сотня «грелок», богатство по нынешним временам.

– Думаете взять коды силой? – женщина засмеялась коротко и обидно. – Обману – мне терять нечего, а вас зажмет между дверями или смоет пожаркой. По хорошему выгодней – вы получите «грелки», мы останемся живы. Не хотите – уйдем. И, поверьте, найдем, кому предложить…

Насупленный Илья подвинулся ближе к женщине, большая рука дернулась – приобнять – но так и не легла на угловатое плечо, обтянутое шерстяным свитером. Похоже, уйдут они вместе.

– Зачем силой? Самые правильные решения – простые решения. Ментоскоп – и готово дело, все скажешь, что хочешь и что не хочешь.

Женщина слегка побледнела, заозиралась, прикидывая расстояние до дверей. Повинуясь безмолвному приказу, девочка подбежала к матери, ухватилась за подол.

– К сожалению, у нас таких железок нет, – как ни в чем не бывало продолжил Сим-Симыч. – Подожди, пусть решает команда.

Из мужиков первым явился Муха, на удивление трезвый. Узнав о ребенке, он среагировал моментально – и совсем не так, как ожидал кэп. Старый брюзга, брызжа слюной из перекошенного рта, заявил, что скорей сдохнет сам, трать-тарарать, чем отпустит на холодную улицу, так её, малыша, что он, трампамам, мужик, а не покрышка от гальюна, а чумкой два раза не болеют. Тим и Серый, синхронно пожав накачанными плечами, отнеслись к новости безразлично – «грелки» годно, будет на чем катер гонять, лодочку прикупить, жратвы хорошей, выпивки старой, а не самогона с Малой Пушкарской. Здорово ли дите – пусть наш лепила решает. Если неладно что – тут же сами пристрелим. А на нет и суда нет.

Пухлый, улыбчивый Шурик потянулся к ребенку с искренним любопытством – вблизи видеть живых детей, родившихся после Чумного года, ему ещё не доводилось. То и дело суетливо вздергивая непослушные рукава рубахи, он осмотрел малышку с ног до головы, помял живот, потрогал шею, попросил раскрыть рот и последить за пальцем. Белокурая Диана подчинялась ветеринару безропотно, закашлялась, когда тот полез ложечкой в горло, но и здесь не заплакала. Когда её отпустили – метнулась к матери, повисла на шее, крепко вцепившись ручками в свитер и спрятав лицо.

– Совершенно здоровый, спокойный, упитанный ребенок, – констатировал Шурик, намыливая над тазиком короткопалые руки. – По хорошему бы сдать анализ крови, сделать рентген, но я ничего криминального не нахожу.

Мрачный Сим-Симыч поглядел на команду и сплюнул на пол, предчувствуя недоброе. Но решение было принято.

Женщину звали Галей, она оказалась неразговорчива, расторопна, услужлива и в то же время отстранена от всех. Она делала свое дело, отмалчивалась, иногда тихонько молилась. Единственное, что всерьёз интересовало её, зажигало весельём глаза – девочка. Чтобы снизить риск заражения – мало ли кто что на ногах принесет – им отгородили отдельную комнату с лоджией, мужики туда не входили, а Ди не выпускали наружу. По вечерам, когда темнело, Галя открывала балконную дверь и выпускала малышку подышать свежим морозным воздухом, посмотреть на улицу.

Днем женщина хлопотала, как птичка – перестирывала груды белья, яростно колотя рубахами и кальсонами по старинной стиральной доске, которую сама же приволокла с чердака, отмывала загаженные полы, возилась на кухне. Из лежалых круп, грубой муки, подмороженных овощей, уличных птиц и пойманной в Неве рыбы она творила нечто сногсшибательное. Как дразнили аппетит поджаристые окуньки, золотистой грудой возвышаясь на блюде, как шипели на чугунной сковороде пышные, кисловатые ржаные лепешки, как булькала и оглушительно пахла шурпа из голубей – кто б мог подумать, чертовски вкусно! Завтраки и обеды были у команды не в чести, но ежедневно в восемь вечера по радио мужики собирались вместе, неторопливо ели, слушали новости и скрипучую музыку с антикварных «пластов». Раньше кто-то неизменно запаздывал или отсутствовал, но стряпня новой жилички быстро приучила к порядку.