- По-твоему, я графоман?
- Я этого не сказала.
- Нет, ты скажи, я графоман?
- Ты профессиональный поэт районного значения. Так все о тебе здесь говорят, сам ведь знаешь.
- Злая ты баба!
- Какая есть. Не огорчайся, бывают ведь не только поэты, но и пенсионеры - республиканские, союзные.
Звонский рассердился и обиделся, как всегда, когда жена ставила под сомнение его дарование. Хотя и понимал, что выпад этот - от настроения. В действительности она ставит его не ниже Евтушенки и считает верхом несправедливости, что его не зовут в столицу и что он вынужден пописывать стихотворные фельетоны в районной газете да изредка публиковать тоненькие лирические сборники в областном издательстве.
- Тебя даже не трогает, что меня ограбили?
- Что грабить при твоих-то заработках!
Эта реплика окончательно вывела Звонского из себя. Но он не успел решить, что предпочтительней: выложить ей все, чего она заслуживает, либо удалиться, хлопнуть дверью и заставить ее терзаться сознанием своей неправоты. Дверь распахнулась, влетел их двенадцатилетний сын Вова. Ссора была погашена или отложена до подходящего случая.
- В чем дело, Вовик, почему ты ушел с уроков? - забеспокоилась мать.
- Нет уроков! - завопил Вова. - Будет война с марсианами. Я иду добровольцем.
Родители переглянулись, ошеломленные. Веста отбросила шитье, вскочила, положила руку мужу на плечо, инстинктивно ища опоры.
- Я тебе покажу добровольца! - поднял голос Звонский.
- Не покажешь. Не имеешь права, когда страна в опасности.
- Кто тебе сказал о войне?
- Все говорят. Алешка Сарафаненко, Верка Дубилова… Где мой лук со стрелами?
«Дубилов! - вспомнил вдруг Звонский свой кошмарный сон. - Его лицо».
- Ты что же, Вовка, на марсиан с луком собрался? Они тебя бластерами аннигилируют в два счета.
- Как ты можешь! - возмутилась Веста. - Это же твой сын!
- Я и забочусь, чтобы он был вооружен как полагается.
- Шутить в такой момент!
- Это не шутки.
- Па, а с чем надо на марсиан? - спросил Вовка.
- С умом надо, милый, с умом. Война с марсианством - это война с предрассудками. Его можно победить только силой разума.
- Воображаешь, он тебя понимает? - вмешалась Веста.
- Понимаю, - заявил Вовка. - Их надо обмануть, послать к ним Штирлица и узнать все их военные тайны. Да, ма, совсем забыл: велели тебе сказать, чтоб в десять была в школе.
- Родительское собрание? Господи, что бы это значило? Иван, будь наконец серьезным, о какой войне идет речь?
- Я, кажется, догадываюсь. Но подождем до твоего возвращения. Поторопись. А мы с Вовкой пока поразмыслим, какую избрать стратегию.
Веста наспех оделась и помчалась в школу. Звонский стал втолковывать сыну, что появление марсиан проблематично, а марсианство есть абстрактное понятие, которое означает, с одной стороны, то, а с другой - это, а возможно, что и не то, и не это, а нечто совсем иное. Популяризатор он был никудышный, объяснял сбивчиво, сам путался в предмете, и сыну вскоре надоело его слушать. Сказав, что с него хватит, Вовка отправился к себе в комнату, где занялся выбором оружия для предстоящей схватки с марсианским воинством.
Звонский же сел было за письменный стол, но стихи не шли, никак не мог он отвлечься мыслями от Красной планеты и связанных с нею странных событий. «Действительно ли свершилось нашествие марсиан… не нашествие, а пришествие, - поправил он сам себя, - или заборьевские обитатели стали жертвами удивительного стечения обстоятельств, не исключено даже - ловкой мистификации? Если правда, то что сулит нам будущее? Какие вы, марсиане, - дьяволы или ангелы, собратья по разуму или вражье племя, которое объявит беспощадную борьбу за сферы влияния во Вселенной, за жирные куски космоса, пустынцые планеты с кладовыми нефти, металлических руд, чистой пресной воды? Способны мы мирно сосуществовать или неизбежна война миров, гибельная для побежденного, а может быть, и для победителя? Не в нас ли, - думал Звонский, - ответы на все эти вопросы? Не от нас ли самих зависит, быть марсианам друзьями или недругами? Нет, конечно, не только от нас, по крайней мере - на пятьдесят процентов. Придут они как захватчики, и мы будем защищать свой дом, свою планету, свою цивилизацию. Так не правы ли дубиловы, бьющие в набат, чтобы нас не застигли врасплох?»
Размышления его прервала Веста, взволнованная и растревоженная, находящаяся на грани истерики. Звонский заставил ее принять пятьдесят капель валокордина, напоил горячим чаем, дал прийти в себя, а потом уж приступил с расспросами. Вперемежку смеясь и негодуя, она рассказывала, с чем выступил Дубилов. Иван хлопал себя по лбу, воздымал руки, грозился немедля пойти жаловаться, не то сочинить язвительный фельетон, после которого директора школы выставят на улицу с запретом когда-либо переступать порог учебных заведений.
Читать дальше