– Какой же сегодня ты можешь стать, Амелия? День покажет…
Её взор был направлен за кулисы. Созерцая красоту внешнего мира, она так же ловила себя на мысли:
– Как тонко и как ловко сплетена жизнь вокруг людей.
Чтобы проще понять это, она представляла себя на холсте мастера, на огромном полотне мира, чья палитра вбирала в себя множество оттенков. Где сочетания красок в мазке были столь малозаметны, что человеческий глаз не способен был уловить этот лёгкий переход света и тени без особо тонкого и чувствительного взгляда. Всё это позволяло ей наслаждаться игрой, буйством фантазии и неугомонным воображением художника, так искусно владеющего своей кистью. Всё это она представляла ещё потому, что сама познавала мир через искусство и создание подобных картин. С детства её привлекала живопись. Она могла ночами не отходить от мольберта.
В то самое утро, после встречи с китами, Амелия проснулась, когда за окном солнечные лапы сгребали в охапку туман, оставшийся после ночного дождя. Она пробудилась в тот момент, когда дождь собирался уходить, покидая эту землю, оставив за собой девственную прохладу в наступлении нового дня. В её комнате смешались запахи йода, песка и лежащих на нём ракушек. Запахи ночи и рассветного утра заползали сквозь оконные щели. Сердце Амелии не оставалось равнодушным к ночным проказам непогоды. Дождь, по её мнению, опускал свой занавес в тот момент, когда всему, что есть на этой части суши, полагалось бы смыть с себя прилипшую затхлость и старомодность душного города. После дождя приевшиеся пейзажи вновь сверкали своей новизной, каждый раз приглашая её ступить в неизвестность предстоящих для неё подвигов, одним из которых стало продолжить семейное дело её родителей. Временами она была не прочь пройтись по берегу, когда вода с небес застилала вдали виднеющиеся горы. В гуще облаков на фоне бушующего моря, когда её обволакивал южный морской ветер. Ей казалось, будто дождь каждый раз оголяет всю невинность и красоту этого мира. В таких прогулках она наблюдала и находила себя в раскатистых волнах неустрашимой стихии. Она отождествляла себя с мощными волнами, когда дело доходило до какого-либо действия, и в то же время она могла оставаться кроткой и чувственной, как молочный океан спокойствия и умиления.
– Что мы можем сделать? Маленькие капли в огромном море, – так думала она.
– Но что есть море, если не множество капель? – так, в ответ, она слышала своё сердце.
Хоть и все воспоминания о произошедшей катастрофе остались в её жизни позади, роль хозяйки гранд-отеля «У моря» ненароком напоминала о тех временах, когда беззаботное детство проходило для неё в полном кругу семьи. В своих мечтах маленькая Амелия уносилась прочь в мысли о странствиях художника. Ей не раз представлялось, как все пейзажи мира ложатся на её полотна, где жизнь замирала для неё на целую вечность. Но жизнь распорядилась иначе, она сделала за сиротку свой выбор и подписала за неё дьявольскую сделку с чувством долга и жертвенной обязательности. В память о своих родителях она решила во что бы то ни стало остановить время и как можно дольше сохранить запах родных стен, тот запах, что хранил в себе все её воспоминания.
Остатки сна стряхнул аромат терпкого кофе. Вторая мысль прокралась незаметно, своим неспешным движением она пустила волну предвкушения. Сегодня был день её рождения.
– Говорят, в тридцать лет всё только начинается!
Глядя себе в глаза, стоя в ванной комнате у зеркала, она торжественно объявила девиз сегодняшнего дня. Черты характера Амелии достались ей от матери, свободолюбивой женщины, её звали Мирра Вард. Она любила выходить на яхте в открытое море. Временами Мирра оставляла дочку с мужем на берегу и всей душой устремлялась за горизонт, не упуская из виду сам отель и берег, на котором с любовью хранили её сердце. Внешне Амелия полностью походила на отца, Санни Варда. В своём отражении она видела девушку, что смотрела на неё в ответ – белокурая, с яркой улыбкой и ясными лазурными глазами, они меняли оттенок, словно хамелеон. Цвет глаз Амелии переходил от бледно-василькового до полуночно-синего тона. В зависимости от освещения, говорили одни. Из-за переменчивого настроения, говорили другие.
Амелия выросла и впитала всю любовь, что дарила ей мать, и все знания, что передавал ей отец. Когда Амелия была в возрасте 17 лет, Мирра ненароком оставила одну книгу в детской спальне – любопытство девочки не заставило себя долго ждать. Описание образа Гипатии Александрийской в этой книге жизни и смерти великой женщины обворожило Амелию. Оно навсегда оставило в памяти подростка крохотную идею философа, чьё имя звучало сквозь века. Амелия была восхищена подобной верой в силу философской мысли. Та буквально освобождала её от множества моральных взглядов и дарила если не полное, то хотя бы частичное представление о том, как искажена природа, истинная природа жизни. Все эти религиозные талмуды с примесью политических рамок морально этического общества, по её мнению, служили инструментом для порабощения и без того заплутавшего на своём пути человека. Заражая беднягу липкой холерой, они отнимали у него собственную идею. Это было в её глазах столь мощным и извращённым, что она одновременно восхищалась и пренебрегала подобной заразой. Человек, по праву рождения награждённый свободой выбора, если хоть каплю и вдыхал едкий запах фальши, то впредь его здравый рассудок становился подвержен фанатизму, что так же, по её мнению, могло в корне изменить дальнейшую судьбу маленькой пешки. Ей казалось, что туман, навеянный призрачными обещаниями, обволакивал любого, из-за чего в простой подсказке человек видел только страх подчинения, но никак не возможность идти по ступеням к развитию всех своих скрытых возможностей. А значит, пользоваться своим правом жить на равных и выстраивать собственную реальность, как ему соблаговолит его воображение. Она считала, что подмена цели всего существования таилась именно в том, как её преподнесли, когда физический блуд и животное поведение людей пытались удержать под страхом общепринятых запретов и правил. Правил, которые были созданы лишь для того, чтобы помогать людям в те моменты, когда они безуспешно блуждают в поисках ответов и познании всего и вся. Для самой же Амелии подобные инструменты являлись способом увидеть целое, а в целом уловить смысл частного. Ко всему прочему, её увлекала мудрость Востока, что отражала для неё смысл существования единой души Мира. Ван Вэй, китайский художник, как-то сказал: «Создать сад – значит раскрыть природу Природы, закончив деяние Творца!».
Читать дальше