Алексей Митрохин - Некоторые вопросы загробной жизни. Часть третья

Рогожин закончил читать, отложил бумаги и, внимательно посмотрев на меня, отчётливо произнёс:

– Вам всё понятно?

– В общих чертах, – медленно протянул я, ухмыляясь. – Кроме «глубоко подвешенного языка». Это что ещё такое?

– Полагаю, это аллегория. В контексте данной жалобы подвешенный язык означает умение убеждать, ну а «глубокий», соответственно, усиливает это умение. Иными словами, с точки зрения Спиридонова, вы очень хороший манипулятор. То есть усопший, способный изменять восприятие других усопших при помощи скрытой, обманной и насильственной тактики. Не знакомы с понятием «психологическая манипуляция»? – Станислав Антонович едва заметно улыбнулся.

– Я знаком со Спиридоновым. Это тот ещё фрукт. Всё с головы на ноги перевернёт, демагог проклятый. Да вы Лощинского спросите, он его хорошо знает.

Андрей Борисович поправил очки и посмотрел на Рогожина.

– Действительно, Станислав Антонович, – невнятно выговорил он, – Спиридонов явно преувеличивает.

– Да сами подумайте, – с горячностью воскликнул я. – Ну как язык может быть глубоко подвешен. И к чему, скажите на милость, к гортани? Это же чушь несусветная.

Лощинский неожиданно рассмеялся.

– Прекратите валять дурака! – недовольно произнёс Рогожин. – Ваш язык здесь совершенно ни при чём! Что это за история с боевой ячейкой «Оголтелые зомби»?

Я перестал кривляться и рассказал начальнику Управления о наших взаимоотношениях с депутатом Спиридоновым, а заодно и про всё остальное. Рогожин внимательно слушал мой рассказ, иногда покачивая головой и сжимая губы в лёгкой улыбке. Наконец, когда я дошёл до квантового резонатора загробных душ, Станислав Антонович не выдержал и залился громких безудержным смехом.

– Ну вы и выдумщик, Виктор Николаевич, – еле выговорил он, вытирая ладонями проступившие слёзы.

– А я что говорил, – поддакнул профессор. – Самородок, таких ещё поискать надо.

Когда я закончил, Рогожин пребывал в добродушном настроении.

– Знаете, Смирнов, – миролюбиво заметил он, – у вас действительно нестандартный подход к решению различных проблем. В оперативной работе это может очень пригодиться.

– Спасибо за лестную оценку, – раздулся я от гордости. – Это лишь малая часть моих скрытых талантов.

– Ну будет, будет, – тут же охладил меня начальник Управления. – Раз вы такой особенный, хочу поручить вам одно деликатное дело.

– У меня уже есть дело, – пожал я плечами, – Соколова. Кстати, в ходе расследования возникли некоторые проблемы. Не могли бы вы мне помочь?

– А что такое?

– В материалах расследования фигурирует начальник «Склада задержанных и неучтённых товаров» Мацкевич. Я запросил его дело в архиве, но получил отказ. Требуется ваше разрешение.

Рогожин напрягся.

– Вы его в чём-то подозреваете?

– Есть основания полагать, что Мацкевич входил в состав группы лиц, организовавших убийство Соколова с целью наживы. Между прочим, в этой группе числится и интриган Спиридонов.

Лощинский посмотрел на меня, неодобрительно покачав головой.

– Против Мацкевича есть прямые улики? – поинтересовался Рогожин.

– К сожалению, нет. Но будут, если я ознакомлюсь с его делом.

Станислав Антонович задумался.

– Вынужден вам отказать, Виктор Николаевич, – наконец произнёс он. – Выдачу дел руководящих сотрудников без видимых на то причин считаю нецелесообразным и даже вредным. Это может подорвать авторитет начальника, создать благоприятную почву для ненужных пересудов.

– Где же мне взять улики?! – возмутился я.

– Ищите. Вам для этого даны особые полномочия. А пока займитесь моим поручением.

– Конечно, займёмся, – тут же откликнулся профессор, пристально посмотрев в мне в глаза. – Правда, Виктор Николаевич?

Я неохотно кивнул.

– Так вот, – продолжал Рогожин, – меня интересует душевное состояние сотрудницы Управления – Антонины Михайловны Глыбы. Она работает в регистрационной палате на первом этаже.

– Знаю её. И что случилось? – безразлично вымолвил я, переживая отказ в выдаче дела Мацкевича.

– Незаменимый работник. А тут выяснил, собирается нас покинуть. Хочет отправиться в мир живых.

– Имеет полное право.

– Так-то оно так, – заговорщицки произнёс начальник Управления. – Только она это от злости делает, не по своей воле. Хочет кому-то что-то доказать…

Я недоуменно посмотрел на Рогожина.

– Ну и туману вы напустили. По-моему, всё совершенно ясно. Глыба давно хотела уехать, даже вещички собрала. Валяются по всему кабинету.