Алексей Митрохин - Некоторые вопросы загробной жизни. Часть третья

– Прямых улик, к сожалению, нет. Но скоро будут.

Профессор недоуменно уставился на меня.

– Тогда откуда вы взяли эту фантастическую историю?

– Из газет и журналов… – осёкся я, вдруг осознав нелепость своего объяснения. – Понимаете, установить чёткую связь между Слепцовым, Спиридоновым и Мацкевичем пока не удалось, хотя косвенных улик хоть отбавляй. Поэтому я отправил Кравчука в архив за делами Спиридонова и Мацкевича. Скоро мы всё узнаем. Не сомневайтесь, они точно связаны. Двух мнений быть не может.

– Что ж, подождём, – улыбнулся профессор. – Только дело Мацкевича Кравчуку не дадут.

– Это почему? – сразу напрягся я.

– Дела сотрудников из числа руководящего состава выдаются только с разрешения начальника Управления. А Мацкевич, как вы помните, начальник «Склада задержанных и неучтённых товаров».

– Так получите разрешение! – воскликнул я.

– Для этого нужны веские основания. Впрочем, давайте не будем бежать впереди паровоза. Возможно, дела Спиридонова вполне хватит. Ведь если ваша версия верна, Спиридонов является связующим звеном в цепочке. В материалах дела мы это сразу обнаружим. Я таких дел уже кучу раскрыл. Ничего сложного.

Я немного успокоился.

– А что это за репродукцию вы притащили? – Лощинский подошёл к моему столу и стал внимательно рассматривать картину. – Как же я её сразу не узнал? «Суд Камбиса» Герарда Давида. Известная вещь. Не думал, что вы интересуетесь нидерландской живописью…

«Откуда у него столько знаний в разных областях? Он же филолог!» – удивился я про себя.

– Беру пример с вас, профессор. Хочу быть истинным ценителем красоты. Поэтому решил начать с картин.

– Тогда рекомендую ознакомиться с творчеством Маттиаса Стома и Рембрандта. Их картины «Муций Сцевола» и «Урок анатомии доктора Тульпа» также поражают своей откровенностью.

«Во даёт!» – опять поразился я.

– И где мне их взять?

– Там же, где эту взяли, – улыбнулся Андрей Борисович, присаживаясь на своё место.

В кабинет вбежал запыхавшийся Кравчук.

– Виктор, ты не поверишь! – выпалил он. – Дело Мацкевича нам не дали, а дела Спиридонова в архиве нет.

Я с возмущением посмотрел на Лощинского.

– Андрей Борисович, это уже ни в какие ворота не лезет. Что тут вообще творится?! Какие дела ни запрошу – получить невозможно.

– Не знаю, что вам ответить, Виктор. Сам удивлён, – профессор пожал плечами. – Только с вами такая катавасия происходит.

– А ещё, Андрей Борисович, – продолжал Мастер на все руки, – вас вызывает начальник Управления. Соловьёва просила передать.

– Спасибо, Фёдор, – Лощинский встал и уже направился к выходу, но у двери остановился, торопливо подошёл ко мне и вполголоса произнёс:

– Только прошу вас, Виктор, не распространяйтесь по поводу ваших теорий относительно Слепцова, Мацкевича и Спиридонова. По крайней мере, пока не найдёте прямых улик.

– Да пожалуйста, – фыркнул я. – А вы узнайте у начальника Управления, куда исчезают материалы на коррумпированных усопших. Спиридонов, между прочим, совсем недавно побывал в архиве. Догадываетесь, какое дело он хотел получить? Разумеется, своё. А ещё пургу про партийных работников гнал для отвода глаз. Теперь мне становится ясно, как здесь дела пропадают под самым вашим носом. Потому что контроля никакого нет. Так своему начальнику и скажите.

– Держите ваши умозаключения при себе, – предупредил профессор, выходя из кабинета.

Я с досады ругнулся матерным словом.

– Не стоит так переживать, – попытался успокоить меня Кравчук. – Материалов у нас достаточно.

– Они все косвенные, – сквозь зубы процедил я. – Лощинскому не подходят. Он вообще стал очень упёртым и недоверчивым. Не знаю, какие ещё ему нужны доказательства, чтобы понять, что его друг Слепцов – бандит и аферюга.

– Можно попробовать прокачать Мацкевича, – предложил Федя. – Вывести его из равновесия. Глядишь, не выдержит и всё расскажет. Только как к нему подступиться? Прожжённый тип, голыми руками не возьмёшь.

Я посмотрел на картину.

– Есть у меня одна идейка… Давно созрела. Подожди здесь, скоро вернусь.

Я выскочил из кабинета, прихватив с собой репродукцию Герарда Давида.

Леонид Робертович Мацкевич встретил меня как старого приятеля, лучезарно улыбаясь. Заметив в моих руках художественное произведение, он заулыбался ещё сильнее, обнажая белые ровные зубы.

– Виктор Николаевич, рад снова видеть, – дружелюбно произнёс он, предлагая присесть напротив.