Мария Буркова - ЛоГГ. 17 мгновений лета. 1-я часть триптиха «Спасти императора»

– Да уж, скучно не будет, учитывая, как оно получалось до сих пор, – весело заметила Хильда. – Итак, похороним идею конституции полностью, на деле?

Райнхард слегка нахмурился.

– В начале двадцатого века от Рождества Христова в самой развитой державе Европы тогдашний добряк-самодержец принял конституцию, собрал парламент и даровал населению кучу прав и свобод. Через двенадцать лет не было уже ни державы, ни престола, ни народа, ни самодержца с семьёй, ни языка, ни культуры. А моя империя ещё крупнее, так что хватит и двух лет вместо двенадцати. Если это игнорируется республиканцами, значит, их цель – не красивые слова, которыми они прикрываются, а уничтожение людей физически и морально. Я не хочу, чтоб моя Галактика превратилась однажды в Вандею, и если я воин, то буду защищать её от любого врага, будь то хищный самозванец, правительство или ядовитые идеи. Помнишь, как мы поссорились, когда ты упрекнула меня, что Ян не хочет завоевать Вселенную? Да, он не хотел – потому что ему на неё просто плевать, на самом деле. Оттого им и вертели все, кто пожелает.

– Разве мы поссорились? – с заметным удивлением тихо сказала бывшая фройляйн Мариендорф. – Но ведь…

– Хорошо, что это было незаметно, – поспешно перебил он предупредительным тоном, – но мне стоило не то пары седых волос, не то нового приступа. Конечно, я рад, что не прикончил Яна собственноручно, хоть и хотел этого не раз. Но я полагал, что мог бы ещё пнуть его и спасти, и не только его. Но я не могу успеть всё и везде – меня просто не хватает.

– Очень хорошо, что этот хитрец не погиб в бою с нами, – сурово заметил Миттельмайер. – Пачкать руки Императора эта кровь недостойна. Он мог не идти на поводу у своих драчливых соратников, а обратиться за помощью к нам. Не хотел – что ж, получил, что заслужил. При всём моём уважении к его таланту воевать.

– Наличие таланта не есть заслуга человека, – задумчиво отозвался император. – А вот развить его и использовать как следует – уже обязанность. Я оттого не считаю Яна равным себе, что он отстаивал гиблое дело, как и Меркатц, к слову. Дикари-каннибалы тоже могут сказать в своё оправдание, что их так учили, но что скажут окружающие? Республика по сути от них ничем не отличается. Попробуем цивилизовать часть этих дикарей, слишком уж они опасны мёртвые поголовно – да я и не Рудольф, как известно, чтоб просто убить их всех, – он потянулся и скинул верх мундира. – Как же это всё оказалось муторно. Даже с аристократами-вырожденцами было проще – Фаренхайт говорил мне, что дело дошло до того, что меня собирались сделать зятем Гольденбаума, как ни смешно это звучит, – саркастически усмехнулся он и сделал несколько движений корпусом, так, что стало понятно, что начались небольшие проблемы с дыханием. – А эти горазды только убивать – когда нет чужих, занимаются уничтожением своих, вот и вся доблесть.

– Ваше Величество? – вежливо, но настойчиво прозвучал над ухом голос Миттельмайера, и Райнхард почувствовал, что ладонь его адмирала осторожно легла запястье правой руки. – Может, врача?

– Не желаю, – поспешно замотал головой Райнхард. – Разве что лёжа на спину, и всё – я просто слишком многое сказал вслух и хочу проверить, не начнётся ли из-за этого новое осложнение. Даже если меня и вырубит, – спокойно говорил он, не обращая внимания на резко возросший темп вдохов, – то ненадолго, зато всё пройдёт менее болезненно, чем обычно. Кирхайс же сказал, что мне ещё рано…

– Не будем рисковать, – озабоченно проговорил адмирал и осторожно, но быстро поднял его. – Но что Вы хотели сказать насчёт проверки, что это значит? – Райнхард почувствовал, что очутился в лежачем положении и с грустью расслабился – так хотелось подольше быть бодрым и оставаться таким хотя бы сидя в кресле…

– То и значит, что как только я намеревался предпринимать что-то серьёзное против республики, так меня сразу настигал жар и валила с ног лихорадка, – с горечью сообщил Райнхард, беспомощно протянув руку в пустоту, затем, сообразив, что этот жест выдаёт его, быстро положил её вдоль тела. – Я даже успешно врал Меклингеру некоторое время, что здоров. Посмотрим, сохранилась ли эта мерзкая закономерность сейчас. Если же я действительно буду вдруг слишком плох, то придётся эскулапов звать – а мне бы не хотелось снова пугать остальных, что они подумают, когда увидят врачей спешащими сюда? И без того ведь хватало нервотрёпки, верно? Подождём, – он осторожно вытянулся и вздохнул медленнее. – Хильда, возьми мою руку, пожалуйста.