Анатолий Днепров - Голубое зарево (в сокращении)

— Ждать, ждать… — ворчал Молчанов. — Идиотизм ехать на испытания с завязанными глазами. Все равно, что идти в столовую с зашитым ртом.

— Николка, я буду рассказывать тебе все-все.

— Пропускная способность слухового канала связи в сто раз меньше, чем зрительного.

— Я буду говорить в сто раз быстрее, и мы компенсируем…

На аэродроме к Молчанову подошел профессор Соколов.

— Коля, есть любопытное дело, — сказал он, отводя его в сторону.

— Какое?

— Что бы там ни говорили про Котонаева, но он действительно гигант. Он нашел способ, как сделать, чтобы антивещество было стабильным!

— Не может быть! — воскликнул Молчанов.

— Да. Он изложил мне свои идеи в самолете. Мы кое-что с ним прикинули, получается здорово.

— Значит, наши космотроны еще пригодятся?

— Очень! После теоретических работ Любомирова по топологии квантованного пространства стало ясно, что аннигиляционные взаимодействия можно локализовать в пределах…

Соколов сказал самое главное едва слышным шепотом.

Молчанов широко улыбнулся и закивал головой.

— Гениально!

— Котонаев очень просит, чтобы вы работали у него.

Николай остолбенел и хотел что-то возразить, но Соколов его предупредил.

— Я сказал, что вы, конечно, согласитесь, тем более, что организация работы теперь будет совсем иная. Не будет строгого деления группы на теоретиков и экспериментаторов.

— Да, но…

— Я знал, Коля, что вы согласитесь. Я ему так и скажу…

Николай услышал быстрые удаляющиеся шаги Соколова.

— Что он тебе говорил? — спросила Нонна.

— Я и, конечно, ты, мы будем работать у Котонаева. Новое направление.

Нонна помолчала, потом, как школьница, прошептала:

— Ну и хитрюга этот наш старикан, просто ужас!

Нонна сидела рядом с Николаем в кабине водителя и непрерывно тараторила.

— Николка, сейчас мы проезжаем по дну глубокого оврага. Справа и слева сопки, очень высокие, метров по сто.

— Двести семьдесят, — поправил шофер.

— Да, двести семьдесят. Здесь дорога поворачивает на север…

— На восток, — вставил шофер.

— На восток, Николка. Очень красиво. Снег висит на ветвях елей. Такие огромные белые шапки снега. Чудо здешней зимы…

— Дрянь, а не чудо. Заваливает дорогу…

— Говорят, Николка, дрянь, а не чудо. Впереди прогалина, сопки кончаются, видны деревянные бараки.

— Не бараки, а блиндажи, — поправил шофер.

— Это вроде землянок? — спросила Нонна.

— Вроде.

— Видны блиндажи вроде землянок. Подъезжаем ближе. К нашей колонне подходит толстый дядечка в валенках…

— Стежко.

— А кто он?

— Начальник испытаний.

— Так и есть, Николка. Это — начальник испытаний. Суровый, толстый Стежко…

— Не суровый, а очень веселый дядька, — вставил шофер и остановил грузовик. — Выходите, радиокомментаторы, приехали.

Она взяла Николая за руку и повела к началу колонны, где возле первой машины собрались все приехавшие. В центре круга стоял Стежко и весело рассказывал, как они здесь живут.

— Тыщу километров туда, тыщу — туда, и ни одной души. Только дикие олени. Медведи попадаются… Ну, пошли, товарищи. Пообедаем, отдохнем и за дело…

— Скоро мальчики из соседнего института продемонстрируют свою работу, сказала Нонна.

Николай покачал головой:

— Жаль, что нам нечего показать…

Соколов отозвался:

— Если бы не вы, у них тоже ничего бы не получилось.

Николай понимающе кивнул и вздохнул. Ему мучительно захотелось вернуться в Рощино и немедленно начать работу в новом направлении. Котонаев или не Котонаев, какая разница. Идея блестящая. Он вспомнил несколько экспериментов, которые в свое время он не мог объяснить. Он несколько раз обсуждал их с Самарским, и тот тоже ничего не понимал.

«У меня то же самое, — говорил Самарский, — закономерность, которую подметила Нонна, выполняется только в среднем. А в деталях нет. Антижелезо тает, тает, и вдруг — стоп. Аннигиляция прекращается на минуту, две, три. Однажды на целых десять. А потом опять тает…»

Наверное, эти остановки в самосгорании антивещества и предвидел Котонаев. Новое научное направление часто рождается из необъяснимых, на первый взгляд случайных мелочей. Когда товарищи говорили Николаю, что «в общем, закон распада такой», или «если усреднить, то получается вот такая плавная кривая», он всегда морщился. Он боялся, что за этими «в общем», «усреднить» потеряется драгоценная крупинка…

— Николка, тебе не обидно, что твоя идея о ядерном лазере уже осуществлена?