Алексей Смирнов - Опята. Роман

Предводитель, носивший кличку Доля, побагровел.

– Глядите, не подавитесь, – молвил он, рассматривая вражье войско исподлобья. – Кусок не по горлу покажется.

Гастрыч сделал шаг вперед и толкнул Долю ломом в голую грудь. Тот опрокинулся.

– Как раз по горлу и откушу. На уровне анатомии, от яблочка. От Адама сожру. Обыщите их, – велел Гастрыч братьЯм из ларца.

Гастрычи, передвигаясь неспешно, окружили бригаду и занялись изъятием ножей и огнестрельного оружия, переделанного из газового.

– Бабки тоже заберите, – велел им пращур. – Оставьте на электричку, пивко… Тут до города две остановки. Законник – он всюду, если случай благоприятствует, законник.

– А сыроежки брать можно? – спросил один, самый отважный, рэкетир.

– Нельзя, – ответил неизвестно который Гастрыч, и врезал герою по шее так, что любопытного стервеца парализовало – на его счастье, временно, но с двухгодичным нарушением мочеизвержения. И словоизвержения.

– У нас ничего нельзя брать, – подчеркнул Амбигуус-младший. – Даже шишек. Даже чернику. Даже подорожник не думайте рвать, чтобы к ранам прикладывать, а раны у вас появятся… Не обдувать одуванчики. Не прикармливать белок. Не пулять по воронам. Не стреляйте в белых лебедей. Не ссать в муравейники. Вообще не быть. Вам ясно? До вас дошло?

– Пока все понятно, – не без достоинства ответил Доля, растирая грудь, где разливался багровый синяк. – Поймут ли вышестоящие…

– Это наша забота, – Гастрыч посмотрел на часы. Двойникам оставалось прожить еще от силы полчаса. Времени хватало. – Внимайте далее. Обойдете все вокруг, соберете грибы и сложите здесь, к полудню. Братки мои побродят вокруг, последят – неприметно. Потом приедет транспорт, заберет. – Он скопом перекрестил всю нечестную компанию: – Да хранит вас господь, если вы приведете еще братву, или если, неровен час, прикатит кто-нибудь на модной машине. Мы обеспечим такой учет и контроль, когда заметим хоть один ствол… когда нам померещится хоть один калач… то в этом разрезе тем, кто сейчас над вами высоко, лежать под вами будет глубоко. Да и не будет никто лежать, ветром разнесет и оплодотворит… всю эту красоту, – Гастрыч мечтательно обвел рукой окрестности: голубые дали, погибший колхоз, саму лесополосу и кирпичный завод, располагавшийся неподалеку.

Доля порылся в тощих затылочных складках.

– Все равно разговаривать придется, – теперь он говорил почти жалобно. – Конечно, не со мной.

Артур продиктовал ему номер:

– Вот сюда пусть названивают. Поговорить мы всегда с удовольствием.

Время дублеров истекало.

– Разойтись! – рявкнул Гастрыч. – По полянам! Складайте в куртки, штаны спортивные ваши, в кеды, за щеки. Один уговор – не глотать. Засеку сразу и выколочу наружу, ломом. В ту же лунку, где росло. Гольф получится, соображаете? И чтобы к полудню здесь было столько сырья, что приличному пацану не стыдно будет подъехать в заготконтору.

Побежденные бросились врассыпную. Они уже скрылись, когда Гастрычи стали заваливаться и таять. Иные прилагались к прародителю и вливались в него.

– Слушай, а они не испортятся? – вдруг убоялся Гастрыч. – Я имею в виду грибы.

– Я достану вакуумную сосалку, – пообещал Артур. – Сделаем выжимку. Пара опытов с консервацией и замораживанием – я думаю, и впрямь перезимуем. Или, может быть, ты достанешь? У тебя связей побольше… А то понаделаем леденцов-бонбонов, сосучих.

– Самых разных, – Гастрыч имел в виду вакуум. – У меня он давно стоит без дела. Оно ртом да руками приятнее… – На сей раз осталось неясно, о чем он. – Ты правильный пацан, – ощерился натуральный Гастрыч, оставшийся в одиночестве, и потрепал Амбигууса по плечу. Тот вдруг опасливо припомнил: «Минуй нас барская любовь».

17. Дорога к цвету и свету

Вечером дублей не делали, пили чай.

– Давайте я буду ваше лекарство пациентам рекомендовать, на приемах, – предложила Краснобрызжая. – У нас все терапевты чем-нибудь приторговывают. Зарплата-то маленькая. В апреле прибавили – а как все подорожало? И свет, и хлеб! И за квартиру! И проезд! И мы продаем – морскую соль, витамины…

– И у вас в коридоре будет вдвое больше больных, – отозвался на ее дурацкое предложение Извлекунов. – И потом – от какой болезни это будет лекарством? При поносе – поможет?

Краснобрызжая сконфуженно умолкла.

– Сколько билетиков берете, когда катаетесь на карусели? – измывался глазастик.

Идея Кушаньевых звучала приличнее: