Алексей Смирнов - Опята. Роман

Извлекунов открыл, что от него отвязались.

Сосед Амбигууса пропал, будто и не являлся.

Пустота, обернувшаяся было вторым Гастрычем, лезла с поцелуями к пустоте, недавно бывшей вторым Извлекуновым.

Оранская потеряла сознание, оставшись в своем исходном одиночестве. Во всяком случае, именно это она попыталась изобразить.

Крышин и Ключевой продолжали стоять, не понимая происходящего.

– Что-то случилось? – осторожно спросил Ключевой. – Куда это разбежались гости? Или у нас мельтешит в глазах?

– По домам разошлись, – скучающим тоном отозвался Гастрыч, похотливо рассматривая Анюту в упор: та пробуждалась к жизни безо всяких лекарств. – Приглючилось.

«Добрая баба», – соображал про себя Гастрыч, одновременно, взяв под руку и выводя в подсознание Оранскую.

Извлекунов заглянул себе в чашку, где увидел кольцо розоватого осадка. Наползли воспоминания младенчества: розовое пластмассовое кольцо, которое ему совали грызть, как собаке.

– Зима недолго злится, – молвил он неуверенно и не к месту. – Весна в окно стучится… и гонит… со двора….

На этих словах у него заклацали зубы, которые он некогда мечтал извлекать. Может быть, с самого детства, у приятелей по песочнице, имея готовый набор своих и считая, что тем – не положено.

В следующий миг все оглядывались и осторожно пощипывали друг друга: не задержался ли здесь кто потусторонний? Не призрак ли рядышком ковыряет в зубах?

Нет, все были самые обыкновенные: не выспавшиеся, пылавшие перегаром, с декоктом в оранжевой кастрюле, из которой торчала длинная разливательная ложка.

– А по-моему, все на месте, – засомневался Крышин и пригладил клок волос, отлежавшийся на подушке и теперь непристойно вставший. В черепе неприятно кольнуло. – Колбасно-сосудистой врачихи нет, педиатров нет, а остальные сидят. Но тут же только что галдела пропасть народу…

– В глазах, казалось, расплываетесь, – поддержал его Ключевой, садясь к столу и подыскивая себе закуску. Закуски не нашлось, и у него надолго испортилось настроение.

– Вам приснилось, – улыбнулась единичная и единоличная Анюта Амбигуус. Это выглядело обворожительно, но друзей ее мужа никогда не обвораживали женщины.

– Вам повезло, – зловеще поправила ее Оранская.

Гастрыч неторопливо поднялся и прошел в кухню. Там он постоял, глядя на оставшийся отвар, наличествовавший в изрядном количестве. Интересно, как долго он сохраняет свои свойства? Сколько надо выпить, чтобы двойник прожил подольше? И можно ли выпить столько, что обратного слияния с оригиналом, равно как и обособленного разложения, уже не произойдет? Есть ли управа на этих приживал? Нужен химик. Им позарез нужен химик. И при этом – специалист по грибам.

– Малец, – пробормотал сосед. – Талантливый, мерзавец. Мы без него не обойдемся. Мало ли, что учится плохо. Зато он учится тому, что пригодится в жизни.

Вопросов было много, но прежде всего нужно сграбастать компанию в мозолистый кулак, оседлать, нацепить узду, застращать и привлечь к земледелию, сотрудничеству и молчанию. И начинать с огородничества. Придется поставить в сортире обогреватель, не курить на толчке и наглухо забить вытяжку. А потом уже думать о переходе с оседлого образа жизни на кочевой.

– Да, – молвил он, – возвращаясь. – Занятный был опыт. Даже хочется повторить.

– А что же это за опыт? – воскликнули проснувшиеся, все больше жалея, что тратили время не на правое дело.

– Не говорите им! – взвизгнула Оранская, постоянно хватая себя то за очки, то за кончик носа. – Это тайна для крохотной группы избранных и посвященных!

– А нас, позвольте заметить, никто и ни во что не посвящал, – подал голос Извлекунов. Теперь он крутил чашку, просунув палец в ручку-колечко.

Гастрыч, и прежде бывалая личность, теперь побывал двумя бывалыми личностями, после чего сила внушения в нем укрепилась и стала железобетонной. Не без предварительной гибкости – как доктор пропишет.

«Небось, и не служил никто, – подумал он презрительно. – Нет, педиатр был моряком. Крыса с побережья! Правда, они все равно ушли. Но грибы они видели… Они их видели…»

– Ошибаетесь, дамочка, – Гастрыч испустил вздох, полный фальшивого сожаления. – И ты, глазастик, ошибаешься. Придется привлечь к делу всех, кто видел хоть каплю происходившего. Всех свидетелей Яговы. Иначе – кончать. Потому что просматриваю я в данном мероприятии, дорогие соседушки, – он обращался ко всем, хотя соседствовал только, к ее несчастью, с семьей Амбигуусов, – серьезный бизнес. И мнится мне, что выпадет нам козырная масть, и наладится у нас пресерьезное дело. Только бизнес этот волчий, господа хорошие, а потому могут выпасть и казенный дом, и даже очень, очень дальняя дорога с билетом в один конец, то есть на… простите, тут женщины.