Дмитрий Костюкевич - Этика Райдера

– Насколько? – цепко спросил Александр Ионович.

Антон хмыкнул и слепо посмотрел на увитую плющом стену. Вилле курил, густой дым вырывался у него изо рта спешными, юркими клубами, которые ветер уносил в сторону.

– Я хочу сделать её счастливой, – сказал Антон сухо. Он не был готов к таким откровениям, даже с Ксюшей, тем не менее почувствовал облегчение, радость некого таинства, словно узрел скрытый под треснувшей скорлупой свет.

– Да, да, – в голосе отца Ксюши появилась теплота. – Откровенно говоря, этот ответ лучший из возможных. Извините меня за этот расспрос.

– Что вы…

– Ксения говорила, вы пишете.

– Да. Для одной газеты…

– Это на… Ипподромской, дом 4. Белое здание?

– Да. Там.

– Знаю, – кивнул Александр Ионович. – Бываю там иногда.

Антон, растерянный от своего недавнего признания и вообще от беседы с «будущим тестем», понял, что подтвердил неправильный адрес. Дом «14» – не «4». Эта маленькая «ложь», спровоцированная волнением, добавила нервов, хотя и глупо, конечно, не проверял же его Александр Ионович?..

– Я, наверное, реже вас вижу двери редакции. Газета онлайновая, в офисе сидеть нет необходимости.

– Только сроки и эксклюзив?

– Скорей, только сроки. Свежие новости – это другие, я – отвлечённые размышления вслух. Аналитика, комментарии, мнения экспертов.

Александр Ионович поправил очки, глянул на дверь, словно торопя силой воли дочь. Видимо, и он не избежал чувства неловкости.

– Я читал вашу статью об ожиданиях первого контакта.

Антон улыбнулся уголками рта.

– Ксения показала?

– Нет. Только сейчас сопоставил фамилию автора и вашу.

– А у вас отличная память.

– Да, память отличная. И рад бы забыть что-то, знаете ли, но не получается.

– Критики растоптали статью, как вражеский флаг.

Александр Ионович неопределённо пожал плечами.

– Вы не расстраивайтесь, где яблоки, там и черви. Современных Зоилов пруд пруди, да только с древнегреческим ритором их роднит разве что словесный яд и злоба.

– Да уж… – сказал Антон, ничего не знающий про Зоила.

В доме зазвонил телефон. Александр Ионович резко повернулся, бриаровая трубка в его руке описала полукруг и врезалась в рукав антоновой куртки. Из чаши брызнул пепел. На штруксе остался тёмный след.

– Чёрт возьми! – Александр Ионович поспешно положил горячую трубку на крыльцо, стал стряхивать пепел с рукава. – Извините.

– Ничего страшного…

– Захочешь повторить – не повторишь. Пересушен табак.

Антон был в тайне рад этому инциденту. Чувство вины и сочувствие со стороны Александра Ионовича не повредит, а может и сгладит некоторые острые углы, сблизит, как микропрепятствие, пройденное вместе, забавная история на двоих.

Телефон умолк.

– Ерунда. Всё нормально, – весело сказал он. – Это всего лишь куртка. Дома отмою.

Александр Ионович выглядел растерянным. Портить одежду молодому человеку дочери явно не входило в его привычки.

– Если не удастся вывести, дайте знать.

В дверях появилась Ксюша.

– Пап, тебя к телефону. Как всегда очень срочно.

– Конечно… – Александр Ионович протянул Антону руку. – Рад был знакомству.

– Я тоже.

– В следующий раз не отказывайтесь от чая.

– Не откажусь, – улыбнулся Антон.

На веточках азалии блестела влага. Ксюша сияла.

– Смотрю, вы познакомились.

Он возвращался домой под дождём, который покропил-покропил на улицы и дома, да и перерос в ливень. Капли воды стекали по его лицу, выбивали из подсвеченных фонарями луж искры света. Мир был самодостаточен, свеж, красив; сумрак скрыл его изъяны, а вода омывала улицы – очередной обряд крещения на, возможно, лучшее завтра. Главное, не забыть о раскаянии, без которого любое омовение бессмысленно, только если это не омовение Всемирным потопом.

Много звёзд. Много приятной прохлады. Много огней. Много Её в сердце.

Хорошего много.

Прошедший дождь разбросал по асфальту рваные лужи. В отражённом небе плавали сбитые с почерневших деревьев, жёлтые и красные листья, скапливаясь по краям, как вернувшиеся домой рыбацкие лодочки. День становился короче.

Водитель маршрутки зажёг тусклый свет, и в пустом салоне небольшого автобуса сделалось уютно, как в палатке у костра. До очередного выхода в рейс оставалось ещё полчаса, и он решил подбить выручку за день. Мятые, грязные бумажки ловко расползались в его руках по неопрятным кучкам, расправлялись, возвращаясь к привычной форме. Разбив купюры по стопкам, он набросил на них по тонкой резинке и запихнул в бардачок. Затем достал пластиковую рамку с тремя изображениями Будды, украшенную разноцветными лампочками, и стал примерять её к приборной панели. Найдя место над часами, он отодрал с липучки защитную ленту и прижал рамку к чёрному пластику. В этот момент двери дома напротив открылись, и на крыльце начали появляться люди. Одни выходили не торопясь, застревали на каждой ступеньке, поправляя одежду, другие выкатывались, как бильярдные шары, быстро и шумно уносились прочь, в меркнущую вечернюю улицу. Наконец на лестнице остались две девушки. Одна была одета в чёрный плащ и длинную, как у гномика, шапку, а вторая в розовую ветровку с острым большим капюшоном, как у средневекового европейского монаха.