Олег Котенко: На берегу зеленого моря, у подножия желтых гор

Через два дня обрушилась одна из башен Желтого города. Это случилось ночью. Вначале, еще сквозь сон, я слышал шуршание осыпающегося песка, а потом — грохот, треск. Испуганные лица, широкие глаза. Кажется, только Катерина да еще небритый мужик Степаныч не испугались. — Рано или поздно — это должно было случиться, — тихо сказал Степаныч, когда увидел бесформенную кучу песка под стеной. Теперь в небо торчал жалкий обломок. — Конец Желтому городу, — добавила Катерина еще тише, чтобы никто не смог услышать ее. Но я стоял слишком близко. — Что будет с ними?.. — А ты как думаешь, дочка? Они теперь будто заразные больные. В них теперь сидит ЭТО. Они постареют и умрут. Жаль. — А другие острова? Другие города? — Не зря же остров огорожен скалами, — Степаныч сунул в зубы свою обычную папиросу. Возвращаться обратно? Ни за что! Я убегу. Я уеду с острова. Как угодно — улечу, уплыву, но я не вернусь в ту жизнь. Я еще смогу… На корабле. Создать корабль вовсе нетрудно, он будет плыть сам. Туда, куда я захочу. И Катерина уйдет со мной, чтобы не умереть здесь от тоски. Как она держалась все это время? Как? — Кэти, — тихонько позвал я. Мы отошли в сторону. — Давай уйдем. Уйдем отсюда, а? Давай. Они обречены, но ты… Ты ведь… Что будет с тобой? — Умру вместе с ними, — безразлично ответила она. — Нет, Кэт, ты уйдешь со мной. Мы сможем, все у нас будет хорошо, поверь мне… Я обнял ее и встретил изумленный взгляд. — Уйдем вместе, — шепотом повторил я. — Не могу без тебя… Она оттолкнула меня, вырвалась. Ее щеки залил странный румянец. — Сволочь! — прошипела Катерина. — Сволочь! Зачем ты пришел? Это ты виноват! Это из-за тебя все! Сволочь… Она упала на колени, закрыла лицо руками. Заплакала. — Теперь уже ничего не изменить. Если… Уходи, прошу тебя! Уходи отсюда, возвращайся, октуда пришел! Умоляю, уходи… Ее голос потонул в общем крике: все в ужасе разбегались в стороны. Башни падали одна за одной, а до земли долетал уже простой песок. — Конец Желтому городу…

Мне было лет шесть максимум, когда… кто-то научил меня складывать кораблики из бумаги. Кто — я точно не помню. То ли отец, то ли дед. Я вообще не очень хорошо помню детство, только какие-то отдельные события. Некоторые из них хотелось бы забыть… Из его рук кораблики выходили ладные и красивые да к тому же еще и прочные. Он долго мог качаться на воде, не размокая и не разваливаясь. На вопрос, как это получается, он ответил, улыбнувшись: «На все надо умение». Я тогда извел все тетради. И старые, и новые, подготовленные к школе. Естественно, получил за это нагоняй, но зато научился создавать из простого бумажного листа настоящие морские суда. И вот я решил спустить хотя бы один на настоящую, большую воду. Часто шли дожди, после которых по тротуарам во дворе текли бурные пенные потоки. Я недоверчиво посмотрел, как подпрыгивает вода на камешках. Такая, пожалуй, любой корабль погубит. Но судно качнулось и устояло. Устремилось вперед. Правда, до первого крутого поворота, а там — неизбежное крушение. Но на этот короткий миг я стал настоящим капитаном настоящего судна, а ручеек обычной дождевой воды — вышедшей из берегов рекой. С того дня я заболел морем и кораблями. Заставлял родителей выискивать все возможные журналы на эту тему, пытался делать какие-то модели, макеты. Ничего, конечно, у меня не получалось, детские руки не обдалали достаточной силой, чтобы совладать с крепким деревом. Но от этих занятий я получал нечто большее, чем модель фрегата…

Я ушел незаметно. Постарался, во всяком случае, и, думаю, у меня это получилось. Они были слишком заняты своим горем. Я чувствовал себя подонком, последнейшим из существующих. Я бежал, бросал их, кто называл меня своим другом… Я всегда был эгоистом. И правда, есть место ли мне в этом мире? Не мой ли приход породил жуткую трещину, в которую так невыносимо несет гнилью? Рассвет близок… На этот раз скалы не пропустили меня так просто. И не было краба, чтобы показать мне трещину. Спрыгнув на песок, я почувствовал себя разбитым и усталым… Сел, поджал колени к подбородку, уставился на горизонт. Как, право, странно все. Я всегда верил в судьбу. Неужели этот мир был обречен заранее? Неужели ничтожный человечишка — пешка в руках пресловутого рока? Как не хочется в это верить… Холодный прибой мерно выкатывался на песок. Звезды уже погасли, скоро встанет Солнце. Что будет, если меня найдут здесь? Что подумают? Бежать, скорее бежать… Я сделал корабль желтым в память о городе. Понимал, что скоро все узнают о гибели города, гибели непонятной, пугающей. Не стану ли я своего рода изгоем после этого? Не поставят ли печать? А-а, хватит печься о себе, пусть. Зато мне будет спокойнее. Бережно положил, именно так, судно на воду, осмотрел со всех сторон, вывел на борту зелеными буквами: «Чибис». Почему именно так? Как вы яхту назовете, так она и поплывет… А я хочу, чтоб не плыл, чтоб порхал над волнами. Надулся лимонный парус, наполнился ветром, будто изголодавшееся по кислороду легкое. Сам я встал у штурвала. Да, в том мире такого бы не получилось. Там бы пришлось орудовать парусами, поворачивать туда-сюда, а здесь верти себе штурвал, а оно все само делается. И вроде бы легко и весело скользить вот так над зеленой водой — все-таки мечта детства исполнилась, несмотря ни на что, но гложет душу тоска. Все дальше и дальше берег с маленьким крабом… Взошло Солнце, разбежались желто-розовые лучи по воде. — Эй, морячок! Я вздрогнул от неожиданности. Прямо на борту, свесив ноги, сидело… существо, иначе не назовешь, потому что таких маленьких людей я еще не видел. — Пассажира не возьмешь? — спросило оно. Впрочем, он. Существо явно было мужского пола, на это указывали пышные наполовину седые бакенбарды, короткая бородка. Одет он был в серые брюки, белую рубашку и тоже серый плащ. — Откуда ты взялся? — спросил я. — От верблюда. Корабельный я. Ну, чего смотришь? Домовые — в домах, а корабельные — на кораблях. Должен же кто-то проверять, не полопалась ли обшивка, нет ли трещин в днище… Ну? — Ну… — я развел руками. Аргументы этого человечка показались мне в высшей степени убедительными. — А зовут-то тебя как? Он удивленно посмотрел на меня, но потом удивление сменилось снисходительностью, мол, люди, чего от них еще ждать. — Чибис, сам же назвал. Не говоря больше ни слова, Чибис сбросил плащ, принялся лазать по мачтам. В конце концов, устало отдуваясь, сел обратно на борт. — Неплохо, — заключил он. — Совсем неплохо. Куда идем-то? Я пожал плечами. — Подальше. — Тогда почему Подальше находится именно в той стороне? А почему не в той или не в той? — Подальше — оно везде. Кроме одного места, от которого подальше. — Правь-ка ты на северо-северо-восток, там есть острова, я не помню, как называются, но природа там… — Чибис мечтательно закатил глаза. «Любитель природы», — проворчал я, но все же развернул корабль, хотя, мне не так уж сильно хотелось вновь попадать к людям. Мы молчали. Я слушал шум воды у бортов корабля, посвистывание ветра. Ветру я подставлял лицо, мне становилось легче, когда он обдавал меня соленой прохладой. Я понял, что счастлив. — Любишь ветер? — спросил неожиданно Чибис. — Люблю… — И я люблю. Особенно когда он поет. Слышишь, как поет? Я прислушался, но уловил только обычный морской шум. — Нет. — Не тем слушаешь, душой слушай… Вот: