Карандаш сына споткнулся.
— А почему мама зарабатывает больше, чем ты? — недоверчиво спросил он. — Ты же мужчина…
— Гм… — поперхнулся я. — Ну видишь ли… Я всего-навсего младший научный сотрудник… А мама у нас — командир производства, занимает видную должность…
— А ты не очень видную? — невинно спросил сын, вонзив отравленную стрелу в мою уязвимую самолюбивую плоть.
— Ты же знаешь, — делая не очень ловкий неспортивный финт, ушел я от прямого ответа, — что у нас равноправие и женщина во всем равна мужчине…
Я почувствовал, что безнадежно запутался, но сын великодушно сказал:
— Давай дальше…
— Итак, — оживился я. — Моя зарплата плюс мамина, подведи черту, суммируй. Это — наши возможности. Побочных доходов у нас нет. Теперь другой столбик. Это будут наши потребности.
— Марки? — живо спросил мой домашний инквизитор.
— Не только… — дипломатично ответил я. — Сначала клади сорок рублей. Это ежемесячный взнос за кооперативную квартиру. Затем — электроэнергия, газ, телефон… Где наши расчетные книжки? Сколько ты берешь в школу на завтрак? Двадцать копеек. Так… Множим на двадцать пять учебных дней… И я — полтинник… Расходы на транспорт. Вникаешь?
Сын сосредоточенно сопел, упираясь языком в щеку.
— Ежемесячная стирка, починка обуви, ремонт телевизора… — продолжал высчитывать я. — Теперь рациональное питание. Сколько мы с тобой съедаем на завтрак? Мясо, масло, молоко… Уточни у мамы месячные расходы.
Сын уточнил.
— Приплюсовывай… Дни рождения у родственников. Должны мы, как ты считаешь, сделать бабушке подарок — на Новый год хотя бы?
— И маме в день Восьмого марта, — напомнил сын.
— Безусловно… Клади еще по пятьдесят рублей. Клади, клади!
— Маме нужно новое пальто, — вдруг вздохнул сын.
— Ага, начинаешь соображать?! — мстительно спросил я. — А тебе? Новая форма, из старой ты уже немилосердно вырос. А мне — новые ботинки? — И я показал ему подошву с наклейкой ателье срочного ремонта. — Еще не все. Теперь — культурные развлечения: кино, театр, книги, газеты… Мы же не пещерные люди! Цирк, наконец, мороженое, хотя бы через день… Жевательная резинка…
— И марки… — насупленно добавил мой наследник.
— Погоди, погоди, успеешь. Присчитывай отпуск мой и мамин, твой пионерлагерь…
— Байдарка и фотоаппарат… — почти прошептал мой бедный, придавленный цифрами счетовод.
— И ты заметь, — торжествующим тоном праведника добавил я, — твой отец не пьет и не курит! Ну ладно… Моральные категории, к сожалению, не поддаются точному вычислению. Итак, суммируй. Что там у тебя выходит?
После несложных арифметических действий на тетрадном листке в клеточку сын преподнес мне ошеломивший нас обоих результат.
— Эх ты! — сказал я. — Правильно сложить не можешь! Двоечник!
Мы проверили результат вместе, дважды, но он не менялся: оказалось, что для удовлетворения наших насущных потребностей необходимы три мои и две мамины зарплаты…
— Как же мы ухитряемся жить? — допытывался сын, этот поклонник житейского реализма.
— Не знаю, — честно признался я. — Как-то выкручиваемся…
Этот урок помог, но ненадолго…
В конце концов я смирился. Оказалось, что вечные страдания приносят и некоторые душевные радости. Мне уже мерещилась мировая известность моего выдающегося собирателя, международные конгрессы коллекционеров, филателистические премии, выступления по Интервидению…
— Ну-с, брат, — обратился я как-то к сыну после вечернего чая, в блаженном предвкушении потирая руки. — Мне удалось выцарапать две прелюбопытнейшие марочки Британской Гвианы. Сейчас мы их, родимых, вклеим куда следует. Доставай-ка свой альбомчик…
— Понимаешь, папа… — сын посмотрел на меня распахнутыми до дна глазами. — Я давно хотел тебе сказать… Но ты смотрел телевизор. У меня… У меня нет альбома…
— Потерял?! — всхлипнул я и в предынфарктном состоянии опустился на диван-кровать.
— Ну что ты, папочка! — снисходительно пожал плечами сын, видимо несколько шокированный такой вопиющей глупостью родителя. — Просто у меня сейчас его нет.
— Ага… — радостная догадка осенила меня. — Ты на время дал его своему товарищу? Посмотреть? Так сказать, приобщить к великому делу коллекционирования? Понимаю… Хвалю! Молодец! А далеко он живет, этот твой товарищ?!
— Папа… Это мальчик, над которым наша школа держит шефство. У него осложнение после поли… — тут он запнулся. — Поли-ми-э-лита. Парализованы обе ноги. Он не может ходить, понимаешь — совсем не может! Никуда не может ездить. Разве в его коляске далеко уедешь? Я… Я подарил ему свой альбом. Ты не будешь очень на меня сердиться, а, пап? Я ведь могу пойти и в музей, и на стадион, и посмотреть фильм какой хочу, и потом, попозже, съездить в другие страны…
Читать дальше