Лев Куклин - Операция «снег»

А потом под общий хохот, троекратно выстрелив из своих автоматов, громогласно признались:

— А остальные пирожки съели мы!

Успех был не то что полный, а просто не поддающийся никакому описанию. Артистов, и всех рабочих сцены, и болельщиков, и даже Лешку-безотрядника вызывали по многу раз. А потом еще и качали.

— Вот видите, — говорила счастливая, раскрасневшаяся Светлана Яковлевна, — как важно сценическое перевоплощение? Великая вещь — игра с воображаемыми предметами…

Вообще-то фамилия моего знакомого музыканта была Борщевский, это мы все точно знали, но на афишах он писался почему-то укороченно: Игорь Борщев. Жил он через подъезд в том же доме, что и мы — длинной вытянутой девятиэтажке, и иногда приходил к моему отцу играть в шахматы. Я однажды не вытерпел и спросил его: «А почему?» То есть, конечно, не почему он в шахматы приходит играть, тут все ясно — мой отец классно играет и у него почти всегда выигрывает, а насчет афиш.

Он посмотрел на меня этак внимательно и ответил:

— А это в целях экономии типографской краски… Доступно, шпрот?

Мне-то было доступно, но почему это, интересно знать, он меня шпротом назвал? Он что, Щов-Борщов, считает, что я маленький, как те кильки в банке? Мне, между прочим, двенадцать скоро… Ну, не скоро… Почти через год, если по-честному… Но одиннадцать-то мне стукнуло?! Стукнуло! Двенадцатый пошел? Пошел… Отец даже сказал: «Слушай, Арсенопирит! Тебя уже одиннадцать раз стукнуло — береги голову!»

Меня по-нормальному Борькой зовут, но отец — он у меня геолог — упорно называет Арсенопирит, это минерал такой. «Между прочим, — напоминает отец, со специфическим, весьма неприятным запахом…» Это он на мои художества намекает…

Отец у меня мировой мужик, только дома бывает редко, особенно летом: все время в экспедициях. А мать что? Слабая женщина…

Правда, за хлебом или там за молоком — это я всегда пожалуйста. И за картошкой на рынок — мужская обязанность. Но чтобы я еще и фигурным катанием занимался?! И еще летом?! Мало ли какие у меня данные! Что я вам — Роднина и Зайцев, что ли? Я картами больше интересуюсь. Да не игральными, это чушь собачья, ну, картингами. Маленькими гоночными машинками.

Собираюсь, между прочим, стать гонщиком-испытателем. Мать, понятно, еще не знает. Только Наташке я сказал под диким секретом.

А вот Борщу я об этом как-то проговорился. Он мужик ничего, нормальный. И когда из загранки приезжает — а он в эстрадно-симфоническом оркестре работает, их часто посылают, — у него жвачку можно стрельнуть. Иногда даже не пластик, а целую пачку — пять, а то и семь пластиков. И в моторе дает покопаться. Свечи там подтянуть, контакты зачистить. Это мы запросто! Только вот смешно: Борщ играет там у себя в оркестре на контрабасе. Это из всех возможных скрипок — самая большая. А машинка-то у него — «Запор», ну, «Запорожец» старый, на «Фиат-600» очень похож, его еще «мыльницей» называют. И как он туда свою бандуру втискивал — мы всем двором каждый раз удивлялись.

Ведь контрабас по длине чуть поменьше «Запорожца»!

Но он как-то ухитрялся: окно боковое опустит и тонкий конец футляра, где у контрабаса этот — ну как его?.. Ага! Вспомнил! Гриф называется! — в окно выставит. Ничего, ездит… И ГАИ не придирается. Ну в самом-то деле, он же не виноват, что контрабас большой, а «Запорожец» — маленький… Хотя я бы на его месте играл себе на скрипочке… И порядок!

И вот еще что интересно: он свой «Запор» никогда не мыл! Правда, и цвет «Запорожца» был темно-серый, на нем никакая грязь и не видна, но все-таки… Он только стекла, когда уже совсем дороги не разглядеть ни спереди, ни сзади, протирал такой специальной щеткой на раздвижной ручке: с одной стороны на конце губка, с другой стороны — резинка, воду сгонять, очень удобное приспособление! А саму машину нет.

Я однажды поинтересовался, а он мне так ответил:

— Знаешь, французы делят всех автолюбителей на три группы. Первая отдает мыть свои машины, вторая группа — это те, кто моют сами. Ну а третья — это те, кто ждут дождя… Усек, гонщик-самогонщик?

Действительно, смешные эти французы! Сам-то Борщевский, конечно, входит в третью группу… Он у них президентом был бы! Ну а уж я-то свою машину вылизывал бы так, чтобы она сияла. Как кавалерист любимого коня — чтобы белой перчаткой провести, а на ней — ни пятнышка…

И вдруг наш «Борщ московский» въезжает во двор на новенькой «троечке»! Белая, сверкает вся, прямо как холодильник на колесах! Мы, конечно, посыпались вниз посмотреть.