Адам Вишневский-Снерг: Оазис (сборник)

— Может быть, я уже оденусь — дельно предложил он и без какого-либо поощрения со стороны удивленной дамы оделся, обращая на себя внимание только рядом стоящих людей, но вызывая этим во всем салоне общую сенсацию.

Подали ликер. Перри Экс как раз был занят откручиванием ноги у какого-то чрезмерно хрупкого офицера (который, вопреки салонным правилам хорошего тона, ослаб, избитый ногами бароном с черными усами), когда опустошили последнюю рюмку. Поэтому Перри Эксу не осталось ничего другого, как продефилировать — с оторванной ногой офицера — перед шеренгой сосредоточенных возле подноса участников дискуссии.

В этот момент от окна ему благосклонно помахала рукой какая-то хрупкая дама. Двигаясь в толпе кружащих вокруг нее совершенно запыхавшихся мужчин, она приблизилась к Перри Эксу и окутала его доброжелательным взглядом. Он все угадал в ее ласковых глазах и в положении губ, слишком невинных, чтобы когда-либо наклоняться над тарелкой с телячьей печенкой.

— Где бьется сердечко? — спросила она сладко.

Экс размышлял, как вызвать бешеную ссору, но, к сожалению, ни одно неподходящее слово не приходило ему на ум. Тем временем дама уже дезинфицировала кинжал, погрузив его в жидкость, наполняющую графин, который держал лакей.

— Эту не будет больно — заверила она, а прелестные ямки на ее щеках углубились в такт нескольких незначительных улыбок.

Перри Экс хотел уже отряхнуться и для спасения авторитета мыслителя пройти в сторону подноса, где над новой порцией разлитого в бокалы ликера, после обмена вступительными пинками, завязалась интересная дискуссия:

— Ах, литература!

— Ох, литература!

— А кстати, вы знаете того, сего и этого?

— Это всего лишь писака!

— Вы, случайно, не горбатый? — спросила дама, бросив взгляд на выступ на спине Перри Экса.

— Нисколько — ответил мыслитель, не испугавшись нежности ее взгляда, и, засунув руку под пиджак, несколькими ловкими движениями опытного мазохиста докрутил штопор до упора. Дама нашла желудок Перри Экса, погрузила в него кинжал до половины длины лезвия.

— Ой, ой! Пардон! Я вас не обидела?

— Напротив, мне даже...

— Тише! Тогда продолжим.

У кавалера дамы лицо приобрело кислое выражение. Энергичным движением он крутанул кинжалом и вбил его по самую рукоятку. Дама протянула руку к подносу и пододвинула Перри Эксу ко рту бисквит, начиненный пульсирующей кашицей.

— Может пирожное? Кому же не нравятся такие деликатесы, ах, кому же?

Перри Экс застонал и выплюнул пирожное на ковер. Его лицо искривила гримаса сильного отвращения.

— Всячески творить бы...! — успел еще сказать один из участников дискуссии, но уже не закончил.

Присутствующие в салоне сосредоточенно разглядывали пирожное у ног Перри Экса. Кто-то отдал распоряжение лакею принести плевательницу. Когда ее поставили под ноги мыслителя, то покрытая свежей белой эмалью, но, несмотря на это, вонючая посудина наполнилась стекающей по одежде красной жидкостью. Перри Экс вышел из глубокой задумчивости, несколько секунд с полным удовлетворением смотрел на окружающих его ошеломленных и, по-видимому, глубоко оскорбленных гостей, после чего направился к двери, через которую просто вышел.

Сомнения интерпретируются в пользу обвиняемого.

Одного прелестного дня Перри Экса обвинили в абсолютной неспособности что-либо сделать. Приняв во внимание колоссальность предъявленного ему обвинения, мыслитель немедленно принялся за дело.

Вначале он направился в Египет, где любезно остановился в тени пирамиды фараона Хеопса.

— Точно так же она могла стоять на противоположном берегу Нила — заявил он собравшимся журналистам и, не развивая дальше эту справедливую мысль, налег на пирамиду всем телом.

Присутствующие затаили дыхание. Экс отступил, чтобы разогнаться, и, низко наклонив голову, атаковал еще раз. К сожалению, как-то у него не получилось, но...

Эксперты измерили величину сдвига.

— Разница в положении пирамиды находится в пределах погрешности измерения — услышал он. — У нас есть сомнения, так как не исключено, что все же немного... может, нет, а может чуточку...

— Вот именно!!!

Толпа устроила продолжительную овацию. На просьбу повторить на бис мыслитель низко поклонился.

В полдень он был уже в Пизе.

— Через четверть часа у меня рейс в Париж — обратился он к мэру города. — Как там, она стоит все еще криво?

— Конечно...