Роберт Хайнлайн - Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник)

На это раз он написал иначе: 900 000 000 000 000 000 000 эргов.

– Прочитайте. Девятьсот тысяч миллионов миллиардов эргов. Все равно мало что значит, да? Подобные цифры недоступны пониманию. Физики-ядерщики постоянно держат под рукой гору нулей, словно плотник – бочонок с гвоздями. Попробую объяснить еще раз. Фунт массы – любой старой доброй массы, скажем фунт перьев, – преобразуется в энергию, равную пятнадцати миллиардам лошадиных сил-часов. Понятно теперь, почему «Мэйфлауэр» был собран на орбите и никогда не сможет где-либо приземлиться?

– Слишком горячо, – сказал кто-то.

– Слишком горячо – это еще мягко сказано. Если бы «Мэйфлауэр» стартовал из космопорта Мохаве, весь Лос-Анджелесский район города Южная Калифорния превратился бы в лужу лавы, а люди от Сан-Франциско до Нижней Калифорнии погибли бы от радиации и жара. Теперь вам должно быть понятно, почему между нами и реактором через весь корабль проходит защитный экран, а до сопла вообще никак не добраться.

К несчастью, среди нас оказался Горлопан Эдвардс – просто потому, что он был из того же кубрика.

– А если понадобится ремонт? – спросил он.

– Отказать ничто не может, – объяснил мистер Ортега. – В реакторе нет никаких движущихся частей.

Горлопана его ответ нисколько не удовлетворил.

– Но если что-то все-таки сломается, как вы станете его чинить, если туда никак не добраться?

Горлопан и впрямь мог вывести из себя кого угодно.

– Поверь мне, сынок, – слегка раздраженно ответил мистер Ортега, – даже если туда можно было бы добраться, вряд ли кому-либо этого захотелось бы. Ни в коем разе!

– Ха! – бросил Горлопан. – Я просто имел в виду: если починить все равно ничего нельзя, даже если понадобится, то какой смысл посылать на корабле инженеров?

Наступила такая тишина, что можно было услышать, как пролетит муха, – если бы таковые здесь имелись.

Мистер Ортега побагровел, но лишь сказал:

– Наверное, чтобы отвечать на дурацкие вопросы молокососов вроде тебя.

Он повернулся к остальным:

– Еще вопросы есть?

Вопросов, естественно, никому больше задавать не хотелось.

– Пожалуй, на сегодня достаточно, – сказал он. – Занятия окончены.

Позже я рассказал обо всем отцу. Он помрачнел.

– Боюсь, главный инженер Ортега не сказал вам всей правды.

– То есть?

– Прежде всего – у него хватает работы по обслуживанию вспомогательной аппаратуры по эту сторону защитного экрана. Но при необходимости можно добраться и до сопла.

– Каким образом?

– В экстренной ситуации, возможно, могут потребоваться некоторые корректировки. И тогда на мистера Ортегу будет возложена почетная обязанность забраться в скафандр, вылезти наружу на корму и сделать все необходимое.

– Хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что несколько минут спустя должность главного инженера займет его помощник. Главных инженеров весьма тщательно отбирают, Билл, и не только на основе их технических познаний.

У меня по спине пробежал неприятный холодок. Мне не хотелось об этом думать.

После того как проходит первое волнение, путешествие на космическом корабле становится самым скучным времяпровождением в мире. Обстановка не меняется, делать особо нечего, да и места для этого нет. Внутри «Мэйфлауэра» теснилось почти шесть тысяч человек, и там в буквальном смысле негде было повернуться.

Взять, к примеру, палубу В – там спали две тысячи пассажиров. Ширина ее от носа до кормы составляла сто пятьдесят футов, а окружность вдоль цилиндра – около пятисот. Получается в среднем около сорока квадратных футов на пассажира, но немало места занимают лестницы, коридоры, стены и прочее. В итоге каждому оставалось место для койки и еще примерно столько же свободного пола.

В подобном пространстве родео не устроишь – даже хоровод водить не получится.

Палуба А была больше, а палуба С меньше, поскольку находилась ближе к оси, но в среднем выходило то же самое. Совет организовал систему временных зон, чтобы оптимально использовать камбуз и столовые и чтобы мы не наступали друг другу на пятки в душевых. Палуба А жила по гринвичскому времени, палубу В оставили в зоне плюс восемь, то есть по времени Западного побережья, а палубу С перевели в зону минус восемь, по филиппинскому времени. Естественно, мы оказались бы при этом в разных днях, но сутки всегда официально отсчитывались по Гринвичу, а вся эта уловка предназначалась лишь для того, чтобы равномерно распределить использование столовых.