Роберт Хайнлайн - Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник)

Один из них чем-то в нас выстрелил, и к нам, извиваясь, устремился трос. Когда шишка на его конце оказалась рядом с нами, из нее вырвался яркий пурпурный разряд, и волосы у меня встали дыбом, а по коже побежали мурашки. Несколько женщин в нашем отсеке взвизгнули, и я услышал, как мисс Эндрюс успокаивает их, говоря, что это всего лишь корректировка разницы потенциалов между двумя кораблями. Если бы она сказала, что это была молния, она оказалась бы столь же права, но вряд ли это бы их успокоило.

Я нисколько не испугался – подобного мог ожидать любой мальчишка, когда-либо возившийся с радио или любой другой электроникой.

Шишка на тросе с лязгом ударилась о борт корабля, и вскоре за тонким тросом последовал трос потолще, а затем корабли начали медленно сближаться, пока «Мэйфлауэр» не заполнил целиком иллюминатор.

Вскоре в ушах у меня щелкнуло и громкоговоритель произнес:

– Экипажу приготовиться к высадке.

Мисс Эндрюс велела нам ждать. Наконец подошла наша очередь, и мы двинулись в сторону палубы, через которую до этого сюда вошли. Миссис Тарбаттон задержалась – они с мужем о чем-то спорили с мисс Эндрюс.

Покинув корабль, мы прошли через суставчатый стальной барабан длиной футов в десять и ступили на борт «Мэйфлауэра».

Знаете, что самое худшее в космических кораблях? От них воняет.

Воняло даже на «Мэйфлауэре», хотя он был новеньким, с иголочки. От него пахло маслом, сваркой, растворителями и по́том рабочих, которые долго жили внутри него. Потом явились мы с трех кораблей, и от большинства несло той вонью, которая обычно исходит от людей, когда они напуганы или чересчур нервничают. Мой желудок все еще протестовал, и ему почти удалось одержать надо мной победу.

Хуже всего, что на корабле не может быть приличных душевых, так что ванна становится роскошью. После того как всех распределили по своим местам, нам выдали билеты на две помывки в неделю, но много ли это значит, особенно если помывка означает два галлона воды, чтобы обтереться губкой?

Тот, кто испытывал неодолимую потребность помыться, мог поспрашивать других и, возможно, купить билет у кого-нибудь, кто был готов пропустить очередное купание. В моем кубрике был один парень, который продавал все свои билеты в течение четырех недель, пока всех нас не начало тошнить и мы не устроили ему незапланированную баню, обработав его очень жесткой щеткой. Но я забегаю вперед.

Сжечь грязную одежду тоже было нельзя – ее приходилось стирать.

Когда мы впервые оказались на «Мэйфлауэре», потребовалось около получаса, чтобы рассортировать всех нас по противоперегрузочным койкам. Предполагалось, что людей с «Дедала» и «Икара» разместят раньше, но сделать этого не успели, и в коридорах возникли пробки. А когда все парят в воздухе и ты не знаешь, где какая сторона, пробка становится в восемь раз хуже обычной.

Никаких стюардесс, которые могли бы нас направлять, тоже не было – их роль играли эмигранты со значками с надписью «корабельный помощник» на груди. Многие из них, однако, сами нуждались в помощи, пребывая в не меньшей растерянности, чем остальные. Все это напоминало любительский театр, в котором служители не знают, как найти зарезервированные места.

К тому времени, когда я оказался в назначенном мне кубрике и пристегнулся, по всему кораблю уже звенели звонки и орали громкоговорители:

– Приготовиться к ускорению! Десять минут!

Мы стали ждать.

Казалось, будто прошло больше получаса. Наконец начался обратный отсчет.

«Вильям, – сказал я себе, – если уж старт с Земли столь тяжел, то тут тебе точно все зубы вышибет».

Я знал, что нам предстоит разогнаться до девяноста трех с лишним миль в секунду – трети миллиона миль в час! Если честно, мне было страшновато.

Шли секунды; затем последовал мягкий толчок, вдавивший меня в подушки, – и все. Я просто лежал, глядя в потолок, который опять стал потолком. Пол снова находился подо мной, но никакой чрезмерной тяжести я не ощущал. Я прекрасно себя чувствовал.

Я решил, что это только первый этап, а потом начнется настоящий ужас.

Экран под потолком кубрика засветился, и я увидел лицо мужчины с четырьмя полосками на воротнике; он был моложе капитана Делонгпре.

– Приветствую вас, друзья, – улыбнувшись, сказал он. – Говорит капитан Харкнесс. Корабль продолжит движение с ускорением в один «же» в течение четырех с небольшим часов. Пожалуй, пора подавать обед?