Александр Грог - Время Бригадиров

Лешаки в тот год обнаглели. Один был даже замечен в Ближнем Мху. Девки, побросав корзины, примчались в деревню и навели… - как умно говаривал по привычной свой выпитости отставной солдат Пирей-Кузьма - "паники несусветной, запредельной".

Мужики тоже озлились, что таким макаром не будет в зиму мирового закусона. Они, да еще проростки-дылды (вровень крепкие телом, но еще далеко не умишком - даже не задним!), вооружившись кто-чем, пошли под сиеминутным предводительством Пирея: "ровнять тех лешаков и строить рядком для последующего набивания говняным сапогом их наглых морд".

– Переобуем! - кричали - Всех переобуем! Ишь, взяли моду!

Только Бригадир, гостящий (а скорее спрятавший "на скорую" свое бренное) в этих выселках, снаряжался с умом. Взял связку обточенных подков, каждая из которых была охвачена кожаной заплатой и приторочена на один ремень, взвесил на руке, махнул проверить - не снять ли лишнее, не добавить ли? И Блудный Инок быстрой мелкой трусью (что и ног не видать) сбегал, черпанул с семиключия ковшик, так же семеняще заскочил в хату, хватанул банный веник из-под образов - кропить нечистые хари. Тот самый веник, которым на Георгия Победоносца парилась вся деревня, а последнему - непутевому достался уже самый огрызок. Средство для борьбы с лешаками, на взгляд Бригадира, сомнительное, куда лучше связкой подков по хребтине…

Оказалось, что не лешак, а подранок в чудной скользкой одежде. Попутали бабы. На всякий случай, Инок покропил с веника, да и Бригадир, как бы невзначай, но так, чтобы все видели, коснулся голого места подковами. Ничего… Не зашипело, не вскочил, не огласился, не бегал кругами, рассыпая как бисером непотребные словеса - только смотрел во все глаза, не моргая. И глаз было по норме - пара, хотя за лишний в этих местах никто бы не придирался - смотрелись во всякие. Иной глаз где-нибудь на затылке вещь полезная.

И все-таки, стараясь не касаться голой рукой, срезали на нем всю дурную одежду, повернули тело клюками… на предмет рассмотрения дурных отметин. Придраться было не к чему, разве что, волос на теле было до неприличия мало - какой-то белесый пушок - но это могло и по малолетству, до возмужания, так бы и согласились, если бы не то, что окончательно отличает мужика от бабы, то, что по весне водит его умом. Многие, сравнив со своим, вздохнули звучно, едва не крякнули в голос - было с чего! Потому про себя решили не нести чужака в деревню и стали выдумывать на то причину, но тут, откуда-то вынырнула Нюрка-Задрыпа и так смачно завистливо вздохнула - враз поняли, что разнесет по всей деревне и житья им, если притопят в болотине чужака, не будет.

Чужак оказывается упал с неба, только не здесь - прошли по следу до самого распадка, с какого полз, нашли вонючий механизм и полотнища, спаянные между собой дурным образом. Пирей признал знакомое. Тех, что на таких штуковинах забрасывали им в тыл, перелетали в ночь совами, вешали не на стропах, а на их собственных кишках.

На всякий-про-всякий, прежде чем снести чужое в Дурной Амбар (куда складывали непонятное), мокнули все в семиключие. Механизм оставил после себя радужное пятно на воде, как от гнилого жиру. А с полотен вода скатывалась, не впитывала. Самое место подобному в Дурном амбаре. Бабы, правда, зарились порезать полотно на косынки от дождя, но Старый не дал, хотя и сам, нет-нет, вспоминал ровную бечеву, как раз подходялую на нижний шнур к сетям - обожженные глиняные катыши сети были точь-в-точь по ей!

Пирей-Кузьма с какой-то ревности развил деятельность; рассказывал, что ситянские тоже как-то так приютили чужака - тот обжился и… И пошли телом хилые, мозгами изворотливые - кукушкины дети! - испортил породу, не стало среди них прямодушных. Растравил душу Кузьма. Совсем посмурнели. Рассказывал, что на войну, когда Южные с Западными схлестнулись, летали на таких вонючках вражьи разведчики. Их сбивали, даже он, Кузьма, сверг одного, потом бегал смотрел на урода, но и тот не был таким белесым, вроде червя подземного. Может быть, от ихней он, подземной породы? А если так, чего, спрашивается, в небо полез? Не за худом ль?

Какие вражьи летуны не пояснял, как и все на той войне искал не славы, а прибытку, потому менял стороны по оплате. Лесные ходоки всегда в цене, и до времени удавалось ухватить, кусануть свое с той и с этой стороны. Но разумения вовремя остановится Кузьме, видать, не хватило… культя вместо руки - неважный прибыток.

Деревня звалась Недомерки.