Александр Грог - Время Бригадиров

– Всяческая лесная ли, озерная, болотная ли хренотень чего больше всего боится!? - орал в смотрильне, да так, что и на площади было слышно.

– Муниципалов?

– Чушь! Денег! Денег все боятся до судорог. Деньгой порабощают и уродуют! Потому, мокни мы нашего ростовщика-ортодокса какую-нибудь прудку, что произойдет? Вода станет, как бы, святой - все русалки передохнут и вверх писями всплывут! Слишком много денег через него прошло, чтобы воду не отравить…

Хороший был Смотрящий… Много нового ввел. И о бюджете заботился, экономил, где выдумки хватало. Знали, к примеру, что у города святых ортодоксов (умеющих накладывать рубеж и запреты лепить) целых двое. Долгополый и еще отец Серафим. Бывало, что и на пару работают - вдвоем рубеж-дорогу освящают, это чтобы лес со своей живностью не наползал. Бюджету вдвойне накладно, но без собственных святых городу никак нельзя. А они цену ломят.

– Так нахрена нам двое? - придумал Смотрящий.

Проголосовали одного списать. Воздержавшихся не было. Серафима решили распылить над городом для пущей его и своей святости (и чтобы конкурентам не достался), и взялись экономить дальше. Про деньги рассуждать - хорошее охранение, но не будешь же ими гвоздить рубежи?

– Через что енто прошло?

– Что про что через что?

– Через что у долгополых деньга проходит для святости? Чего касается? Через кишечник пропускают?

– А шут их знает, как они им молятся. Думается, по любому, через руки тоже. Даже, если только с начала и с конца.

– Тогда… и на кой нам целый ортодокс?

Выиграли вдвое. Одна рука (пустили в дело) "пошла влево" - "скрести землю когтями", вторую отправили вправо - повязали ее на святое колесо и взялись катать по дальнему рубежу. В тот год освятили все очень быстро. Ортодокс выжил и опять стал первым советником у Смотрящего. Теперь у этого, что совсем неулыбчивый. Ко всякому человеку прямиком одна дорога, но ползком - десять. И не заметит, как яд в уши влили. Всякий яд лучше с медом мешать. А Смотрящий этот, похоже, прямым и раньше не был. Широким - да, но только не на душу. Речи - мед, дела - полынь. За Смотрящим и Ортодоксом теперь глаз да глаз нужен - как бы чего не отчебучили. Был бы Бригадир при деньгах, приставил им глазастиков…

По утру пар изо рта. Над торжищем вроде облака - издалека видно. День обещался ясный.

Худ торжок, но пуст и горшок. Бригадир еще чуток потолкался в очереди, выхватывая крупицы. Все может сгодиться, когда жизнь впроголодь.

– Нанялся рыхлить разделительную полосу - вот где страстей набрался, страху-то, страху-то сколько! Ты рыхлишь, а они на тебя смотрят - глаза горят! Кровь в себе начинаешь чувствовать, сколько ее и какая она, а те уже слюной исходят, подвывают и сербают, слюни сглатывают - ей-ей не вру! Ну ее к лешакам ту работу! Особенно, когда город жмется и сопровождал не выделяет.

– Альтернатива - только свалка. Подпишемся?

– Рановато нам туда. Живым не вернешься - оттуда еще никто живым не возвращался.

– А иным?

– Иными возвращались. Но это хуже смерти.

– А где на них посмотреть?

– Шутишь?

– Не расположен…

Тогда первый взялся в ухо нашептывать, а второй глаза круглить.

В иные времена Бригадир бы и сам полюбопытствовал, но сейчас другое занимало. Не про то был его сон, но отсюда - шнырял глазами во все стороны.

Кто-то, распинаясь в своей косности, старости и давней фортуны, за счет которой "претерпел", которая так обломала, что теперь лишь в петлю или стукачи, огорчался и огорчал других:

– И нечисть-то была понятная! А сейчас, куда не шагни, разряды полагаются, категории, лицензии. Заигрались! Уж на всяком задрыпаном болоте, где и -… Пукеныши, которым… и два мозга с горошину, карьеры лепят

– А в городе? - спросил Бригадир. - Кто казенного козла за хвост ухватит, тот и шубу себе правит не козлиную! Кого обдирает? Не суд страшен, судья. Не закон, а подзаконие.

Возразили, оглядываясь.

– При новых порядках наше дело телячье - обосрался и стой, - сказал один.

– На всех не угодишь, но всем и солнышко не светит. Каждый бок ему разом не подставишь, - подтвердил второй.

Много трусости стало в народе. Вот еще один заговаривается:

– Не нам ортодоксов судить, на то черти есть. Они приберут, рано или поздно, тогда спросят - начто людей объегоривали?

Плюнул Бригадир под ноги - отошел от людишек.

Везде собственный копеечный интерес. Тут знакомые водилы-почтари (народ отчаянный) встретились, разборы привычные устроили, насквозь родные.