Фредерик Пол: Чума Мидаса

Мори проглотил комок в горле.

– Помню, – сказал он грустно. – Помню. Где мне встать?

– Лучше сюда, – сказал Файрлесс. – Вы – это вы, Каррадо – ваша мать, а я – ваш отец. Коллеги, которые не участвуют, прошу отойти назад. Отлично. А теперь, Мори, у нас здесь рождественское утро. Веселого Рождества, Мори!

– Веселого Рождества, – сказал Мори вполголоса, – Ах, папа, дорогой, где же мой – ах! – мой щенок, которого мне обещала мама?

– Щенок? – сердечно переспросил Файрлесс. – Мы с мамой приготовили для тебя кое-что получше. Ну-ка, посмотри, что это там, под елкой? Ба! Да это же робот! Да, Мори, твой собственный тридцативосьмипроцессорный робот, твой личный компаньон! Давай, Мори, не бойся, подойти к нему, поговори с ним. Его зовут Генри. Ну, давай, мальчик, иди!

Мори внезапно почувствовал неприятное пощипывание в носу.

– Но я… я вовсе не хотел робота, – проговорил он неуверенно.

– Конечно, ты хочешь робота, – настойчиво сказал Каррадо. – Ты всегда хотел робота. Ну же, детка, пойди поиграй со своим милым роботом.

– Я ненавижу роботов! – воскликнул Мори яростно. Он оглянулся на докторов, на серые стены и с вызовом добавил: – Вы слышите меня, вы все? Я их терпеть не могу!

Возникла секундная пауза, а затем начались вопросы.

Примерно через полчаса в комнату вошел робот-регистратор и объявил, что пора закругляться. За эти полчаса Мори бросало то в жар, то в холод, у него перехватывало дыхание от гнева, но все же он вспомнил то, что было забыто целых тринадцать лет назад.

Он ненавидел роботов.

Ничего удивительного не было в том, что в молодости Мори испытывал к роботам отнюдь не лучшие чувства. То был «роботовый бунт» – последний отчаянный протест плоти против железа, битва не на жизнь, а на смерть между человечеством и машинами – его собственным порождением… Битва, так никогда и не произошедшая. Маленький мальчик, ненавидевший роботов, становясь мужчиной, учился работать и жить с ними рука об руку.

Всегда и во все времена конкурент на работу, особенно новичок, ставился вне закона. Конкуренты вытеснялись волнами – ирландцы, негры, евреи, итальянцы; каждая волна загонялась в свое гетто, варилась там и кипела, пока не рождалось на свет поколение, готовое жить с соседями в мире.

Роботы национальности не имели; по крайней мере, с этой стороны их обвинить было не в чем. Схемы с обратной связью, начав с систем наведения ПВО, стали затем расползаться повсюду, обрастая тысячами приводов, рычагов, мощными источниками питания и прочими конструкторскими ухищрениями.

И наступил, наконец, момент, когда на выставке прозвякали первые роботы.

Но они не значили ничего, они лишь мостили дорогу. Сотни и сотни моделей отправились в утиль и на слом, прежде чем десятки других не начали работать всерьез, а потом их вдруг стало много – миллионы, несметные миллионы…

И по-прежнему никто не протестовал.

Потому что роботы приходили, неся с собою дары, и имя дарам было «ИЗОБИЛИЕ».

А со временем даже самые упорные недруги роботов поняли, что время бунтов безнадежно прошло. Изобилие оказалось отличным лекарством. Сперва вы принимаете его с охотой, затем оно слегка приедается, и вы хотите уменьшить дозу, и вот, наконец, вас уже тошнит, но – поздно. Яд проник в организм и отравил его – сразу и навсегда.

Наркоман, который нуждается в ежедневной порции белого порошка, вовсе не ненавидит его, так же, как он ненавидит торговца, который этот порошок продает. И если Мори-мальчишка мог возненавидеть робота, из-за которого он лишился щенка, то Мори-мужчина прекрасно понимал, что на самом деле роботы – его слуги и друзья.

Но в каждом мужчине живет мальчишка, и тот, маленький Мори, так и остался при своем мнении.

Обычно Мори с радостью предвкушал наступление своего единственного рабочего дня, когда он мог сделать что-то полезное, а не просто потреблять, потреблять, потреблять – до одурения. Вот и сегодня он вошел в испытательный зал КПБ (Компания развлечений Брэдмура) с отчетливым ощущением душевного подъема.

Но пока он менял уличную одежду на рабочий халат, в зал вошел Хауленд из отдела комплектации. Вид у него был многозначительный.

– Тебя хотел видеть Уэйнрайт, – прошептал он. – Иди лучше прямо сейчас.

Мори, нервно кивнув, согласился, что – да, так будет лучше.

Кабинет Уэйнрайта был размером с телефонную будку и гол, как антарктический лед. Каждый раз, когда Мори бывал здесь, он чуть не лопался от зависти. Подумать только! Пустой стол – ни часов-календаря, ни диктофонов, ни подставки для карандашей двенадцати цветов…