Стивен Дональдсон: Запретное знание. Прыжок в мечту.

По мнению Майлса, было ошибкой рассказывать Энгусу про «Красотку». Энгус еще больше ожесточится. Тэвернер так и доложил об этом начальству во время предварительного обсуждения дальнейших планов работы с Энгусом. Однако начальство настаивало на необходимости этого шага, и Майлс подчинился – все равно ничего другого придумать они не могли. В конце концов и случилось то, чего боялся Майлс. Может быть, теперь начальство будет больше прислушиваться к нему.

Но большинство допросов заканчивалось ничем.

– Как вы познакомились с Мори Хайленд?

Молчание.

– Что вы делали вместе?

Молчание.

– Почему полицейский Концерна согласилась сотрудничать с вами, человеком, имеющим репутацию убийцы?

Молчание.

– Что вы с ней сделали?

Глаза Энгуса оставались непроницаемыми.

– Каким образом вы забрали груз? Как вы проникли в трюмы? Электроника не сработала. Охрана ничего не знает. Признаков взлома нет. Через вентиляционные шахты груз не вынести. Как вам это удалось?

Молчание.

– Как погиб «Повелитель звезд»?

Молчание.

– Каким образом Мори Хайленд осталась жива?

Молчание.

– Она сказала, что не доверяет Службе безопасности. Она сказала, что на борту «Повелителя звезд» была совершена диверсия. Почему, в таком случае, она поверила вам?

Молчание.

– Вы сказали, – Майлс заглянул в меморандум, – что находились достаточно близко к месту трагедии, и ваши приборы даже зафиксировали взрыв. Из ваших слов я понял, что вы хотели прийти на помощь. Это правда?

Молчание.

– Правда ли, что «Повелитель звезд» следовал за вами? Правда ли, что он застиг вас на месте очередного преступления? Правда ли, что вы уничтожили его, когда он погнался за вами? Именно в этой стычке «Красотка» получила повреждения?

Молчание.

Затянувшись сигаретой, едва сдерживая нервную дрожь, Майлс Тэвернер перевел взгляд с потолка на стопку документов на письменном столе, а с нее – на бурое лицо Энгуса. Когда-то оно было пухлым. Теперь от щек остались одни впадины, впрочем, как и от живота. Кожа и роба висели на Энгусе мешком. Что осталось неизменным, так это огонь в глазах, нестерпимый для его мучителя.

– Увести, – еле слышно приказал Майлс охране. – Подвергнуть обработке.

«Сволочь», – подумал Тэвернер, оставшись один. Он не любил ругаться. «Сволочь» – это самый сильный эпитет, который он мог себе позволить.

«Ты сволочь, я сволочь, он сволочь. Все сволочи. Никому нельзя верить».

Майлс возвратился к себе в кабинет, составил отчет, затем спустился на лифте в Отдел связи, отправил несколько шифровок, на всякий случай запросил данные о состоянии своего счета на другое имя на станции «Сагитариус Анлимитед», после чего вернулся к допросу Энгуса Термопайла.

Что еще оставалось делать?

Единственная возможность расколоть Энгуса могла представиться лишь тогда, когда тот попытается бежать.

Как бы то ни было, но известие о «Красотке» сильно потрясло Энгуса. После приступа бешенства что-то внутри него будто надломилось, однако (по крайней мере, в присутствии Майлса Тэвернера) Энгус ничем не выдавал этого. Тем не менее, в камере поведение Термопайла изменилось. Он стал меньше есть и часами просиживал на койке, уставившись в стенку. Охранники докладывали, что он впал в апатию, а его неподвижный взгляд, направленный на стену, ни на чем не фиксировался. Компьютерная обработка данной информации привела Майлса к мысли, что Энгус терял или уже потерял волю к жизни. При таких обстоятельствах применение на допросе электрошока было противопоказано. Энгус мог умереть.

Однако Майлс не исключал возможности, что Энгус имитировал потерю воли к жизни в надежде на смягчение меры наказания, и решил игнорировать результаты компьютерной диагностики.

И оказался прав. Энгус сумел сбить стражу с ног и вырваться из камеры. Правда, добрался он лишь до служебной шахты, ведущей к заводу по переработке отходов, где и был схвачен.

«Сволочь», – вновь и вновь с отвращением повторял про себя Майлс. Он не хотел доводить допрос до конца, но теперь появился рычаг, на который не нажать было нельзя.

Позволив охранникам вернуть Энгусу должок, Майлс потребовал его к себе.

Применение электрошока было не лучшим способом мщения. Он действовал наверняка, но опосредованно. Конвульсии, вызываемые им, являлись результатом нервно-мускульной реакции на электрические разряды. Поэтому на этот раз охранники использовали не электрошоковые палки, а собственные кулаки, ноги и, видимо, парочку дубинок. Когда Энгус, наконец, появился в камере для допросов, он едва стоял. Он опустился на стул так, словно у него были переломаны ребра. Лицо и уши были в кровоподтеках, не хватало одного или двух зубов, под левым глазом красовался синяк.