Роберт Бюттнер - Удел сироты

– Если бы с подобными словами обратились бы к вам, как вы отреагировали? Вы бы его ударили?

По моему, совершенно не юридическому мнению, не имело значения, даст ли миниатюрная женщина-техник по зубам кальмару Брэйса или нет. Работа Озейвы требовала, чтобы она хорошенько владела собственными эмоциями, чтобы ее ледяное спокойствие ей не изменяло. Правда, я должен был признать, что работа Брамби требовала того же самого. По крайней мере, не стоило ему бить морды во время завтрака.

– Возражайте! – прошептал я, наклонившись к защитнику Брамби. – Она ведь может сказать, что не ударила бы его!

Но адвокат только прошептал что-то неразборчивое.

Возможно, Озейва за свою жизнь никогда не била кулаком ничего, кроме кнопки катапультирования. Однако прежде чем ответить она задумалась, заерзала на стуле.

– Нет.

Начальник военно-юридического управления кивнул и уголки его рта расплылись в широкой усмешке.

Озейва улыбнулась ему так, словно он только что пригласил ее на выпускной бал.

– Я бы разбила тарелку о его голову.

Я взглянул на старшину присяжных заседателей – женщину из Траспортного корпуса. Мне показалось, что она улыбается.

Мне тоже пришлось прикрыть рот рукой, чтобы никто не заметил моей улыбки. Я видел, как у сидевшего в другом конце комнаты Брэйса побелели костяшки пальцев, когда он ухватился на спинку стоящего перед ним стула.

С другой стороны наша защита ничего не могла поделать. На голо было отлично видно, как зубы Крысюка улетели в чайную чашку Брэйса.

Защита ограничилась тем, что я зачитал рекомендации, которые написал Брамби, а так же сообщил о том, что он награжден «Пурпурным сердцем». Один из присяжных даже уронил слезу на отворот своего сержантского мундира морской артиллерии.

Сам процесс реституции был для военных в новинку. Слова о нарушенной психике сами по себе вызывали определенные чувства. Согласно обвинению, преступник все делал неправильно. С другой стороны мы выслушали дантиста Космических сил, который заверил, что Крысюк после «печального инцидента» будет иметь более здоровые, симпатичные зубы. Однако обвинение заявило, что жертва получила травму посредством насилия. Крысюк был «сильно травмирован психически».

Наклонившись, я потянул защитника Брамби за рукав:

– А спросите, не был ли травмирован Брамси, когда ему пол руки отстрелило? Спросите, если у вас на руках умирает друг, который еще слишком молод, чтобы голосовать за президента, это не «сильная психическая травма»?

Капитан отклонился назад и, прикрыв рот рукой, прошептал:

– Сэр, все, что касается службы сержанта Брамби, вы уже сказали. Жертва не причиняла сержанту Брамби постбоевой травмы.

– Черт вас побери! Карьера Брамби потерпит крах, если его осудят. Как вы думаете, насколько велика будет травма, если боевой солдат вынужден будет стать гражданским?

Председательствующий офицер наградил нас уничтожающим взглядом.

Капитан отказался от моего совета.

Он отдыхал! Вот ведь задница! Мое сердце колотилось от негодования, и я дышал словно жеребец после шести кругов.

Когда председательствующий офицер обратился к присяжным, все восемь встали как один и отправились совещаться, действуя точно по уставу. Брэйс, который сидел за спиной прокурора, сложив руки на груди, равнодушно следил за происходящим. Впрочем, как и сам прокурор.

Председательствующий офицер, казалось, хранил нейтралитет.

Капитан – начальник военно-юридического управления, защитник Брамби, перетасовывал бумаги, стараясь сделать вид, словно не имеет никакого отношения к этому делу, которое еще до того как оно началось, можно было считать проигранным.

– Похоже, это займет не мало времени, – шепнул я Брамби. – Давай-ка пока выпьем кофейку.

– Сэр, а как вы считаете, я виновен? – по-прежнему сидя неподвижно спросил Брамби.

Не время было говорить правду. Я попытался акцентировать его внимание на позитивных сторонах дела.

– Мы сможем подать апелляцию.

Брамби нахмурился, а левое веко его вновь задергалось.

– Нет, сэр. Присяжные даже не обжаловали вердикт.

Дерьмо! Я не сумел себя сдержать, вздрогнув всем телом. Мне ведь полагалось поддерживать Брамби. Но, говоря об апелляции, я продемонстрировал Брамби то, что сам утратил надежду. Отказ от надежды – роскошь, которую не могут позволить себе офицеры.

– Сэр, а почему вы выбрали присяжных из сержантского состава? – колебался Брамби. – Я не хочу критиковать вас, сэр. Я просто удивлен.