Роман Афанасьев - Между землей и небом

– Ты слышал про творцов? – спросил Седов, аккуратно объезжая «БМВ», брошенную почти на середине улицы.

– Что? – удивился Бортников.

– Люди делятся на творцов и разрушителей. Тебе не рассказывали?

– Нет.

– Ладно. Придется мне. Люди делятся на тех, кто творит, и тех, кто разрушает. Они друг друга уравновешивают, но иногда какая-то сторона берет верх.

– Это черти и ангелы, что ли? – спросил Игорь, пытаясь понять, куда клонит Седой.

– Нет, что ты! – запротестовал тот. – Это обычные люди. Они ни о чем не знают. Понимаешь, вот живет человек. И вокруг него все хорошо: знакомые счастливы, цветы растут, месяцами без воды не вянут, у собаки все болячки проходят. Устраивается такой человек на работу в компанию – хоть дворником, – и она начинает процветать. Все у него получается, все складывается как надо. Часто такие люди пишут стихи, рисуют картины, лепят что-нибудь. Или музыку сочиняют. Они – творцы. Приносят в мир нечто новое, так или иначе.

– Ага, – сказал Игорь, пытаясь понять, откуда Славик успел нахвататься сектантской чуши. Вроде в последний раз, когда виделись, был в порядке. – Там до метро далеко еще?

– Скоро приедем, – пообещал Славик и свернул на длинную узкую улочку с односторонним движением. – Ты послушай.

– Слушаю, слушаю, – успокоил его Бортников, решив, что, как только машина остановится, он откроет дверцу и просто уйдет.

– Есть еще разрушители, – продолжал Седов. – Они не умеют ничего создавать, только потребляют. Или разрушают. Не нарочно, конечно. Просто они такими родились. Вокруг них все плохо: цветы вянут, родители ругаются, техника ломается. Случаются катастрофы. Массовые самоубийства. Прогорают банки, правительства уходят в отставку, падают самолеты…

– Понял я, понял, – перебил Игорь. – Скоро конец света, да? Разрушители победят?

– Ничего ты не понял, – обиделся Славик. – Понимаешь, это противостояние. Борьба. Необъявленная война. Между землей и небом – война. Всегда. Как в той песне, помнишь?

– Помню, – отозвался Игорь, решив, что сбежит, как только машина замедлит ход. Даже не будет дожидаться остановки. Вот поедет этот чокнутый чуть медленнее – и адью. Игорь распахнет дверцу и рванет пешком до метро. А Светке потом все объяснит. Она поймет.

– Этого почти никто не знает, – тихо сказал Славик. – Понимаешь, в каждом человеке есть частичка того и другого. Это как китайский значок – белая капелька и черная. Видел?

Игорь заметил, что Славик смотрит на него в зеркало заднего вида, и кивнул.

– И в каждой капле еще есть точка, – продолжил Славик. – В белой – черная, в черной – белая. Это символ гармонии. Равновесия. Пока всего поровну, человек ничем не отличается от других. Просто живет. Но есть такие, у которых равновесие нарушено. Если в белой капле очень маленькая черная точка, то это – творец. А если в черной почти нет белого, то это разрушитель. Эти люди чувствуют друг друга. И чем больше в них исходного цвета, тем они сильнее. Понимаешь?

– Ага, – согласился Бортников, понимая, что с психом нужно во всем соглашаться.

– Мир живет в гармонии. Белое и черное дополняют друг друга. Творцы и разрушители компенсируют действия друг друга. Но иногда одного цвета становится больше. Если белого – то это хорошо. Все живут счастливо. Но если становится больше разрушителей – все выходит плохо. Как сейчас.

– Угу, – отозвался Бортников, подавляя желание брякнуть что-нибудь насчет ситхов и джедаев. Машина ехала все медленнее, и он стал высматривать подходящий поворот. Улочка была настолько узкой и заброшенной, что ему сделалось страшно. Он вдруг понял, что они не едут к метро. Седов завез его совсем в другую сторону.

– Слав, – позвал он. – Так в чем проблема?

– Проблема в выборе, – отозвался Славик. – Разрушитель может сделать доброе дело. А Творец – причинить зло. Если так нужно для дела, понимаешь?

– Да, – отозвался Игорь, незаметно берясь за ручку двери. – А я-то тут при чем? Мне нужно решить, на какую сторону встать?

– Нет, – тихо отозвался Славик. – Ты свой выбор давно сделал. Теперь очередь за мной.

Машина резко затормозила, Славик бросил руль, резко повернулся к пассажиру, и в его левой руке блеснул металл.

– Выбор должен сделать я, – тихо сказал он. – И у меня есть черная точка.

Бортников, приоткрыв рот, с изумлением взглянул на черный зрачок пистолета, нацеленный точно в его сердце. Взгляд Славика не сулил ничего хорошего. Его водянистые голубые глаза остекленели. Рот сжался в узкую полоску, остро проступили скулы, – казалось, еще миг, и порвут побледневшую кожу.