Кир Булычев - Старый год

Заныл, зашевелился Денис.

– Что? – спросил я. – Он чувствует?

– Нет, – сказала Соня. – Он пить просит.

Из кармана своего широкого платья она достала бутылочку, вытащила пробку и дала Денису. Он начал с удовольствием хлюпать, пить, совсем как грудной ребенок. Соня погладила его по голове.

– Вы уверены, что будет окно? – испугался я. А вдруг мы так и будем сидеть неделями, месяцами в ожидании... И тогда я тоже, как и Люся, лишусь возможности возвратиться домой.

Соня поднесла свечку к глазам Дениса. Она долго вглядывалась в его глаза.

– Скоро, – сказала она наконец.

– Да и я говорю: скоро. У меня же есть таблицы, – сказал Кюхельбекер.

– А можно, я их возьму с собой? – без надежды на положительный ответ спросил я.

– У вас там тоже есть таблицы.

– Да, конечно.

Я думал, что Егору, должно быть, страшно. И наверное, хочется прибежать к нам, сюда, и вместе со мной вернуться. Самое грустное – он об этом сейчас не думает: через какое-то время он сочтет виновной во всем Люсю и не простит ей собственного самопожертвования.

– Вы можете погулять, – сказала Соня. – Еще не начинается.

– Пошли выйдем, – сказал Кюхельбекер. – Попрощаешься с нашей страной.

Мне не хотелось отходить далеко от Сони, но какая-то бравада заставила меня последовать за Кюхельбекером наружу. Впрочем, темнота закулисья тоже угнетала меня.

– Когда еще вернетесь, – сказал Кюхельбекер, стоя рядом со мной в дверях театра. Жемчужное небо бежало низко над головой, воздух был тих и неподвижен. – Я бы тоже хотел вернуться, – продолжал он. – Но, наверное, это вызвано любопытством. На самом деле мне нечего делать там, у вас. Здесь же, я думаю, смогу многого достичь.

– А какие у вас планы?

– Я намереваюсь расширить империю, – сказал Кюхельбекер.

Он смотрел на меня строго. Черные глаза прятались в глубоких глазницах, занавешенных бровями. Лицо было лишено мяса, и кости норовили продрать кожу. Отталкивающее лицо. Но я к нему уже привык.

– Вы сомневаетесь? – спросил он. – Не надо меня недооценивать. У меня есть неплохой опыт придворной жизни, я знаю, как тикает машина государства. И я буду куда более эффективным императором, чем покойный Паша, царствие ему небесное.

– А здесь есть церкви? – спросил я.

– Не у нас.

– Значит, вы знаете что-то о других местах?

– Вы же сами видели того финна.

И тут мы увидели колесницу.

Колесницей я условно назвал для себя ту телегу, на которой мы с Егором прибыли на Киевский вокзал. Только вчера в ней приехал господин Кюхельбекер, а кто ехал сейчас – я не понял.

– Смотрите, – сказал я.

В тот момент я не почувствовал тревоги. Может, потому, что эта телега в моем сознании была связана с Кюхельбекером.

Уже были видны два велосипедиста в касках и черных плащах, которыми телега была запряжена. В телеге сидели какие-то люди – издали не разберешь.

– Это мне не нравится, – сказал будущий император. – Почему они едут сюда?

– Кто это?

– Вернее всего... Какого черта ветеранам понадобилось здесь? Что они пронюхали?

– Но вы же говорили мне, что найдете с ними общий язык! – Я как будто уговаривал Кюхельбекера уладить все миром, не сорвать, только не сорвать мое возвращение. Ох, как мне захотелось домой!

– Уходите внутрь, – приказал мне Кюхельбекер. – Вас они не должны видеть. Я с ними поговорю.

– Но если они враждебно настроены, – сказал я, – может, вам тоже уйти в театр? Они же не знают, где нас искать.

– Не надо недооценивать ветеранов. Они все знают. Они живут бок о бок с нами уже сотни лет. Неужели вы думаете, что существует хоть какая-нибудь неизвестная им тайна? Уходите, – повторил Кюхельбекер. – Вы же знаете, что они хотят прервать контакты с вашим миром.

Я послушался. Меня сейчас мало интересовали отношения внутри этих стай и шаек, главное – отпустите меня домой!

Я быстро прошел к сцене, поднялся на нее, прошел за кулисы.

– Что нового? – спросил я у Сони, которая все так же сидела с книжкой в руке.

– Пока ничего. – Она улыбнулась мне доброй вялой улыбкой.

– Там едут ветераны, – сказал я. – Вы знаете их?

– Конечно, знаю. Почему они едут?

– Они захватили власть на вокзале. Кюхельбекер встревожен. Он боится, не захотят ли они по горячим следам закрыть путь сообщения с моим миром, отягощенным пороками.

– Господи! – вдруг перепугалась Соня. – Вы же не представляете себе, какие это люди! Это же инквизиторы, честное слово. Мне Леонид Моисеевич столько о них рассказывал.