Еремей Парнов - Бог паутины

- К чему это? - озадаченно осведомился Блекмен.

- Взгляните сюда, - Бургильон снял со стеллажа обломок керамической вазы. - Видите знаки?

- Линейное письмо? - Климовицкий осторожно провел пальцем по врезанным в обожженную глину отметинам.

- Верно: линейное письмо класса А, развившееся из древних иероглифов Крита. Знаки близки к греческому письму класса Б, но неизвестен язык, на котором говорили минойцы. Он не имеет родства ни с одним из известных языков мира. Благодаря гению Майкла Вентриса, мы читаем и понимаем знаки Б, но только читаем знаки А. Лишь изредка попадается известное слово. Например, Кносс. Оно записано слогами как "ко-но-со", хотя произносилось, надо думать, как и теперь: Кноссос. Эта преамбула понадобилась мне, чтобы разъяснить смысл сей уникальной надписи. "Те-се-и-со" читается она. Это Тесей - победитель Минотавра. Имя героя Аттики на Минойском Крите!

- Вещественное подтверждение мифа, - благоговейно прошептал Павел Борисович.

- Дрожит, дрожит всемирная паутина, - поощрительно кивнул Бургильон. Надеюсь, вы теперь с большим доверием отнесетесь к столь зыбкой, но красивой конструкции, где легенды, сны и предчувствия свиты в единый узор. С большим пониманием, по крайней мере... Почему я назвал Олиорос? Рассматривайте это как ностальгический порыв, даже суеверие, Вы правы, Джерри, я, наверное, суеверен, но у меня не хватает слов, чтобы передать всю гамму противоречивых чувств, овладевших мной, когда... Впрочем, лучше все по порядку, - он надолго задумался, вертя в руках драгоценный осколок. - Я не придумал ловца губок, как могло показаться... Позапрошлым летом мы с сеньорой Ампаро провели неделю на Олиоросе. Однажды в портовой таверне за рюмочкой "узо" я разговорился с местным рыбаком Спиридоном, который и рассказал мне удивительную историю про окаменевших людей, схороненных в морских глубинах. Я воспринял это как продолжение мифа о сестрах-горгонах, которые все еще живут на каком-то из островов и губят всякого, кто осмелится проникнуть в запретное место. Как вы наверняка помните, всякий, кто взглянет в глаза горгоне, обращается в камень.

- Но Персей отрубил голову Медузе, - робко заметил Климовицкий.

- Ну да, отрубил. И спас Андромеду, обратив в скалу морское чудовище. А теперь они все на небе: Персей, Андромеда и медузина голова. Что с того? В том-то и прелесть новой легенды, что она органично вытекает из древнейшего мифа. Медуза была единственной смертной среди сестер. Ей как бы предопределено было пасть от меча греческого героя. Ведь Сфено и Эвриала считались бессмертными и нестареющими. В этом вся штука! Так почему бы им, спрашивается, не дожить до наших дней? Не в прямом, так сказать, смысле, но чисто логически. В рамках рационального построения мифа. Окажись на месте Медузы та же Эвриала, Персею несдобровать.

- Эвриала - Эвридика, - пробормотал Блекмен. - Нити и впрямь пересекаются в аду. Не случайно? Случайно? С рациональным построением вопросов не возникает, а как насчет рациональной интерпретации? Вы ведь об этом подумали, Рене? И наверняка не пожалели анисовки, чтобы выжать из вашего рыбака все до последней капли?

- Мне не пришлось особенно стараться. Историю, которая случилась с его дедом, как я понял, знал весь остров, так что на благодарных слушателей рассчитывать не приходилось. А тут доверчивый иностранец да еще с красивой женщиной.

- Речь, значит, о деде?

- Его звали Львом... Он промышлял ловом губок в шести милях к норд-весту от Сикиноса. Там это и случилось на глубине в пятнадцать метров. Оторвав губку, как ему показалось, от коралла, он взрыхлил донные отложения, а когда муть осела, с ужасом увидел голову младенца, прильнувшего к материнской груди. Сам не свой от страха, принялся соскребать наросты, пока не очистилось лицо женщины. "Она была прекрасна, словно Мария, и совсем как живая", - передал Спиридон слова деда. "Розовая, а каменная, и детей у нее двое", - постоянно твердил старик, словно никак не мог опомниться от удивления. Похоже, что двойня поразила его в самое сердце. Не иначе бедняга сперва решил, что нашел Богоматерь, оказалось же...

- Леда с Кастором и Полидевком? - не слишком уверенно предположил Блекмен.

- Или Ева с Каином и Авелем, - парировал Павел Борисович.

- Не все ли равно? - барон досадливо поморщился. - Хоть Афродита с Эросом и Антэросом.

- Тогда почему вы решили, что статую изваяли атланты? - задав терзавший его вопрос, Климовицкий испытал мгновенное облегчение, но тут же напрягся, ожидая ответа.