Владимир Лещенко - Идущий сквозь миры

А спутников для путешествия по мирам мне тут не отыскать. Да и, по-человечески, было бы жаль вырывать из этого уютного мира кого-нибудь.

Хуже всего для меня были именно эти вечера в одиночестве, когда в тишине, окутывающей дом, невеселые думы настойчиво брали меня в плен.

Я потерял – и теперь уже навсегда – надежду вернуться когда-нибудь в свой мир, а этот мир родным для меня тоже не станет.

Я все реже вспоминаю свою родину, и даже во сне она мне почти перестала сниться.

И что с того, что в этом мире у меня есть почти все, о чем бы я мог только мечтать хоть у себя дома, хоть на хэоликийской базе?

В конце концов, начиная этот путь через миры, я хотел совсем другого…

Вспомнилось давнее: в детстве я, бывало, подходил к зеркалу и, вглядываясь в то, что отражалось в нем, представлял, что там, по ту сторону стеклянной грани, другой мир. Мир, куда я иногда мечтал попасть. Потом я забыл об этом, и годы мечтательного детства сменились годами ранней юности, с мотоциклом и гитарой, учебой, девушками, работой…

Но вот настал день, когда давняя мечта исполнилась, и я, против своей воли, прошел грань между мирами. А потом пересекал ее столько раз, что не сосчитать даже приблизительно…

Только мой родной дом, земля, где я появился на свет и жил, отрезан от меня. Навсегда.

«А может быть, – вдруг подумал я, – все к лучшему? Еще неизвестно, как бы я поступил, если бы оказался у себя на родине с Застывшим Пламенем. Хватило бы у меня сил сохранить в тайне столь великое знание? А как им распорядились бы власть имущие? Риторический вопрос. Так что, наверное, пусть уж лучше дороги, соединяющие миры, и дальше принадлежат жуликоватым, но, в общем, безвредным купцам и не озабоченным делами иных вселенных магам, чем на них появятся боевые корабли. С лазерными пушками или с обычными – все равно».

В отполированном корпусе настольных часов я увидел, как в комнату неслышно вошла Марите, на удивление вполне свежая и бодрая. На ней была моя сорочка, завязанная узлом на животе, и узкие брюки.

Осторожно подкравшись сзади, она закрыла мне глаза ладонями.

– Над чем работаешь? – промурлыкала она, заглядывая мне через плечо на разложенные листы бумаги. Что? «Она с трепетом опустила ресницы, поймав горящий ослепительной страстью взгляд барона де Бефа… Предвкушение грядущей ночи отозвалось в ее груди сладостным напряжением…»

Я поморщился – дальше шло описание этой самой ночи. Месяц назад я затеял сочинять, вернее, записывать по памяти один из прочитанных мною на базе любовных романов, изданном на русском языке, – уж точно не скажу, в каком именно из континуумов. Многое, конечно, забылось, но я уже набил руку в своем ремесле и смогу (надеюсь) заполнить промежутки своим собственным творчеством.

Марите отбросила листок прочь.

– И какой же чушью ты занимаешься! – фыркнула она. – Зачем тебе это надо?

– За эту чушь мне должны заплатить сто гривен за страницу.

– И где, интересно? Любопытно, кто готов выкинуть такие денежки ради подобного бреда?

– «Русская красавица».

– Вот уж не думала, что ты до них опустишься! – Марите высокомерно наморщила носик.

О женских журналах у моей супруги мнение было весьма нелестное, еще с тех времен, когда она после школы некоторое время работала фотографом в одном из них.

– Не забывай, мне все-таки надо оплачивать счета моей молодой и прекрасной женушки… – Я привлек супругу к себе.

– Ой, да ладно тебе. Сам знаешь, я зарабатываю побольше тебя. И вообще, если хочешь знать, могу позволить себе роскошь иметь неработающего мужа.

– А на что мы купим новую «скандию», о которой мне твердят с утра до ночи?

– Подумаешь! Я отказалась от трех ролей, на которых могла заработать лишние двести тысяч.

– Кто-то хотел завести ребенка.

– Одно другому не мешает, – парировала она.

Мы помолчали.

– Василий, – вдруг сказала Марите, – я давно хотела спросить… Ведь ты почти никогда не рассказывал о своем прошлом. Неужели ты и в самом деле ничего не помнишь после той болезни? Нет, я понимаю, мы уже об этом говорили, но все-таки…

Еще в начале знакомства я рассказал ей, что во всем мире у меня не осталось родных (что вполне соответствовало действительности), что я переменил множество занятий, что после аварии и тяжелой болезни забыл большую часть своего прошлого. И Марите не усомнилась – как оказалось, только на время.

– Как тебе сказать, дорогая… – начал я, осторожно подбирая слова. – Я помню кое-что… очень смутно… – Это прозвучало довольно фальшиво и жалко.