Алексей Евтушенко - Курьер

«Джон Уокер» летит в кусты, и я невольно провожаю глазами его кувыркающийся полет.

– Я думал, вам действительно интересно, и вы можете хоть как-то помочь, – говорит он голосом, в котором появилось сожаление и твердость. – Но раз так, придется рассчитывать только на себя. Что ж, значит, это божье испытание, которое мне необходимо пройти. И, клянусь остатками совести, я его пройду. А вы можете идти своей дорогой вместе со своей второй бутылкой и своей гребаной иронией.

Некоторое время я смотрю ему прямо в глаза, но затем все же отвожу взгляд и сажусь обратно на бревно. Ирина насмешливо косится на меня и молча устраивается рядом.

– Ладно, – сдаюсь я. – Извините, если что не так. Но вы и сами должны понимать, что особого доверия ваш вид, образ жизни и слова вызывать не могут. Так о какой помощи вы говорите? И каким образом вы собираетесь доставить нас к этому странному дому у дороги, который неизвестно где находится?

– Ясно, о какой помощи, – он словно пропускает мимо ушей мои извинения. – Детей-то вернуть как-то надо или нет? До Земли далеко, а местные – не помощники, как вы понимаете, если они вообще не помнят, что у них были дети.

– А кстати, – перебиваю я, – мне только что в голову пришло. Откуда мы так уверены, что детей нет? То, что на улицах и в парках не видно мамаш с колясками и малолетней ребятни, еще не доказательство. Вернее, не стопроцентное доказательство. Может, мы действительно зря беспокоимся? Я запаниковал, и вы туда же.

– Детей нет на самом деле, – мрачно заявляет мне на это Петрович. – Во всяком случае, здесь, в Первограде, – точно. Я проверял. А насчет того, каким образом… Вот, смотрите.

Он лезет в нагрудный карман своей неопределенного цвета и возраста рубашки, достает оттуда сложенный вчетверо стандартный лист бумаги и протягивает его мне.

Я беру и разворачиваю. Это записка. Причем написанная от руки, что встречается нечасто.

– «Если захотите вернуться, – читаю вслух, – приложите ладони. Я открою проход. Маша».

– Ладони, думаю, к Яйцу надо приложить, – поясняет Петрович.

– Это понятно, – киваю. – К чему же еще…

– Какая гостеприимная Маша, – замечает мой стажер. – Надо же, вернуться предлагает. С чего бы это?

– Так ведь не договорили мы с ней, – роняет Петрович. – Хоть и по моей вине, а все-таки.

– Ничего не понимаю, – признается Ирина. – Я, конечно, всего лишь стажер, но, по-моему, здесь специалисты разбираться должны. Кто мы такие?

– Мы представители Курьерской Службы Земли, – отвечаю. – Для самоуважения этого вполне достаточно. А большего нам и не надо. Ты представляешь, сколько пройдет времени, прежде чем Земля начнет в данной ситуации разбираться? Путь до Гондваны неблизкий, как ты в этом и сама уже могла убедиться. Плюс бюрократия. Недели пройдут. В лучшем случае. И все это время дети будут находиться неизвестно где. И неизвестно что с ними будет происходить. А может, и уже происходит. Но ты права – всем идти нельзя. Значит, пойдем мы с Петровичем, а ты останешься. И, если что, вернешься на Землю и расскажешь, как все было. А я для пущей убедительности надиктую для начальства сообщение.

– Еще чего! – фыркает Ирина. – Я тебя одного не оставлю.

– Извини, – возражаю, – но в данном вопросе тебе придется подчиниться приказу старшего. Ты остаешься.

– А если я не подчинюсь? – прищуривается она.

– Завалишь практику, – отвечаю как можно равнодушнее. – С учетом того, что попытка у тебя не первая, следующего шанса стать курьером, скорее всего, не представится. Пойми, – добавляю уже мягче, – ситуация такова, что кто-то обязательно должен остаться здесь. Вспомни инструкцию по высадке на незнакомую планету – корабль без людей не оставляют ни при каких обстоятельствах.

– Мы на очень даже знакомой планете, – надувает губы Ирина.

– Верно, но дела, как видишь, здесь творятся совершенно незнакомые и очень странные. И где именно находится это место, о котором рассказывает Петрович, – неизвестно. Вроде бы получается, что Яйцо способно каким-то образом мгновенно переносить или перемещать человека. Но – куда? В другую галактику? В иное измерение? В другое время? Вообще куда-нибудь туда, о чем мы и помыслить не можем? Любая гипотеза, на выбор. Но мне, честно говоря, это не так уж интересно и мало заботит. Я даже готов согласиться с тем, что никогда не узнаю, что собой представляет это Яйцо и откуда оно взялось. Единственное, что меня по-настоящему заботит, это судьба тысяч и тысяч детей. Вот это действительно серьезно. А к серьезному делу и подход нужен серьезный настолько, насколько это возможно. Так что будь добра – перестань лезть в бутылку и помоги нам, ладно?